Ближе

А ещё голос звучит всё тише, слова всё сбивчивее. Она всё больше растворяется в ощущениях, чем в эмоциях. И это так явственно, что не сдерживаюсь от порыва прижать девчонку к себе. Резко и крепко — притягиваю за талию, и этим, видимо, окончательно лишаю дара речи.

Инна замирает, отворачивая от меня голову. Я сглатываю, понимая, что на этот раз меня не отталкивают. Что бы там девчонка ни говорила, как ни посылала меня, а её реакция на любые мои вольности куда более красноречива.

Инна такой беззащитной сейчас кажется, притихшей и растерянной, что уже не уверен, что имею право злиться. Может, на меня потому и рычат, что воздействую слишком. Боится девочка. Не привыкла доверять.

Её почти прижатая ко мне грудь до сих пор тяжело вздымается после нашей пикировки. Или дело не в ней? Ведь когда я всё-таки ловлю взгляд Инны, уверен, мне не кажется, что завораживающие зелёные глаза загораются в ответном отклике.

— Я не хочу давить. Но ты мне небезразлична, — тогда признаюсь и чувствую, как Инна вздрагивает.

А потом резко отстраняется от меня и смотрит мне в лицо взглядом, в котором уже и нет той взволнованности. Там опять недовольство.

— Вы мне в отцы годитесь, — пренебрежительно фыркает Инна. — Но только вот вы не он, поэтому не смейте лезть в мою жизнь. Нечего было звонить моей мачехе, вы кто такой вообще?

Ну вот опять она распаляется. Я шагаю к ней, она — от меня и продолжает с ещё большей яростью, буквально не умолкая:

— Кто вы такой, чтобы вмешиваться в то, что вас не касается? Кто вы такой, чтобы заявляться когда хотите со своей нафиг никому не нужной заботой?! Кто вы такой, чтобы… Чтобы… — тут девочка запинается, потому что я совсем уж близко подошёл, а за её спиной только стенка.

— Чтобы целовать тебя? — дразняще шепчу, совсем не задетый её выпадами. Коробит разве что упоминание мачехи, потому что я рассчитывал, что тут без последствий обойдётся. Недооценил стервозность Лены, значит.

Но это офигеть как на задний план встаёт, когда Инна чуть ли не перестаёт дышать после моего вопроса.

Кажется, меня сейчас просто разорвёт от умиления и возбуждения одновременно. Её реакция делает меня таким довольным, что сдерживаться нет сил. Близость девочки обволакивает.

Инна только и успевает, что удивлённо пискнуть, когда я с удовольствием претворяю свои слова в дело. Льну к её губам, языком врываюсь внутрь. Она цепляется мне в плечи то ли в попытке оттолкнуть, то ли самой держаться. Но я не сдаюсь. Меня накрывает от этого поцелуя так, что почти весь воздух выходит из лёгких. Слишком желанно, слишком переполняет. И ведь чувствую, что отклик есть. Слабоватый, неуверенный, но есть.

Сейчас и этого достаточно. Хочется Инну — настоящую, а не скрывающуюся за бурчанием и колючками. Такую открытую и уязвимую, чувствительную и нежную, которой она раскрывается каждый раз, когда я трогаю или целую.

А сейчас я делаю и то, и другое. И останавливаться уж точно не хочу.

Поднимаю её на руки и несу по направлении к кровати, отпуская себя окончательно. Насколько я помню, что-то из контрацепции у меня в тумбочке осталось. И это, чёрт возьми, единственная связная мысль, которая сигналом даёт в голову сейчас. Других там нет. И сомнений тоже. Потому что сейчас Инна моя, я чувствую это и не собираюсь упускать. Хочу раствориться в этом ощущении и дать прочувствовать ей.

Она всё ещё дрожит и не сопротивляется, когда я опускаю её на кровать и нависаю сверху, продолжая целовать мягкие губы. На этот раз более осторожно и даже трепетно. Где-то в подсознании сидит мысль, что у Инны только один раз с этим дурацким Денисом был, а это даже не в счёт. Уверен, что и в постели этот идиот полное ничтожество. Хочется стереть любые его отметины на девочке, заменить его прикосновения своими, уничтожить любые воспоминания об этом мудаке в её сознании. Надеюсь, сейчас она не вспоминает об этом, ведь понимает, куда всё ведёт.

Вот это, кстати, особенно любопытно. Инна понимает, но не отталкивает. Как, впрочем, и не отвечает. Будто сдерживает себя. Вроде расслабленная, но внутренне явно напряжена. Сдерживается. Вот только от чего именно?

Ну что ж, спешить я и не стремлюсь. И сам кайфану от более детального изучения девочки и её реакций, и её раскрою.

Оторвавшись от её губ, я сразу начинаю покрывать шею Инны мимолётными и лёгкими поцелуями, внимая дрожи тела и сбитому дыханию. Иногда чуть покусывая нежную кожу, останавливаюсь и обвожу языком родинку. В этот момент девочка дышит чуть громче, но становится более напряжённой. Чувствую это настолько остро, насколько это возможно — тем более что руки продолжают исследовать желанное тело, пусть и пока не избавляя его от лишней одежды. Но и простых поглаживаний в сочетании со смакующими поцелуями достаточно, чтобы воздействовать на обоих. Улавливаю, как Инна слегка выгибается подо мной и почти издаёт стон.

Почему «почти» понимаю сразу, как смотрю ей в лицо и замечаю, с какой силой девочка прикусывает губу. Изо всех сил пытается сдержаться, такими темпами и кровь пойти может, тем более, не зажило там пока всё.