Во время всей этой заварухи у Эми в голове постоянно крутилась мысль: какую же ошибку она допустила, поддавшись эмоциям, поэтому и переусердствовала. Поэтому игнорировала всю сопутствующую политику и процедуры, специально придуманные для подобных случаев именно с той целью, чтобы не дать волю всплеску чувств в судебном процессе, где всякая страсть была неуместна.
К вечеру среды, когда Эми уже ощущала себя щенком, которого как следует потыкали носом в наделанные им безобразия, она сделала то, что давно уже собиралась: отправилась в ресторан, где работал ее муж, и медленно, но верно как следует надралась виски, в итоге позволив ему отвезти ее домой и уложить в кровать.
Это казалось ей просто замечательной, расчудесной идеей, пока она не проснулась в четверг утром.
Такова была первая головная боль.
Вторая возникла после того, как ее предупредили, что некто Деметриус Муки Майерс в очередной раз подал апелляцию. Собственно, неожиданным фактом оказалась не сама ее подача, а то, что у Майерса появился новый адвокат, который подал уведомление месяцем ранее.
Особых неприятностей от этого она не ждала. Ну, в крайнем случае подадут претензию на то, что работа адвоката была недостаточно эффективной, или на то, что она возражала против выводов присяжных, но для нее все это было, что слону дробинка. Большинство апелляций по уголовным делам стоили не больше той лапши, которую подававшие их пытались повесить на уши представителей Апелляционного суда в Ричмонде в надежде на их поддержку.
Но, к удивлению Эми, именно эта апелляция и оказалась способной на такое. Одной из свидетельниц, дававших показания против Майерса, была его пожилая соседка, которая настойчиво утверждала, что неоднократно видела, как Майерс продавал кому-то кокаин в маленькой аллейке за домами, где жили они оба. Дать такие показания, по ее словам, она решила, когда окончательно устала от того, что вокруг дома Майерса — а значит, и ее дома тоже — постоянно обретаются какие-то подозрительные личности.
В силу этих показаний свидетельнице, боявшейся подозрительных личностей, водивших дела с Майерсом, выплатили 5000 долларов из фонда потерпевших, чтобы она смогла покинуть пределы графства. Ничего особенного в этом не было. Офис шерифа практиковал подобное постоянно.
Правда, этот фактик никогда не фигурировал на суде. Поэтому новый адвокат Майерса и упирал. Упирал он, к сожалению, справедливо — говорил, что необходимо донести эту информацию до сведения присяжных, поскольку вознаграждение могло, так сказать, простимулировать престарелую соседку дать подобные показания. И, если судья по апелляционным вопросам вынесет положительный вердикт, дело Майерса вполне может возобновиться.
Если только все это было правдой. А способ выяснить все досконально был только один.
Эми вытащила свой телефон, надеясь, что счастливый случай поможет ей и она застанет шерифа Пауэрса.
Через два гудка она услышала:
— Але?
— Привет, Джейсон, это Эми Кайе.
— И как дела?
— Паршиво. Я рассматриваю апелляцию по делу Муки Майерса.
— Ну? И чё?
— Помнишь ту милую старушку, которая вас, ребята, так грузила по тому поводу?
— Ага.
— Ты заплатил ей пять тысяч, чтобы помочь ей переехать из многоэтажки на новое место?
— Угу. Она все твердила: «У меня фиксированный доход». И говорила, что ни словечка не скажет, пока мы не вытащим ее из того гадюшника. А что?
— А ты не думаешь, что, ну ты понял, пришло время рассказать мне все как следует?
— А я что, не рассказывал? — спросил Пауэрс.
Эми глубоко вздохнула и покачала головой. Голова же просто раскалывалась от боли.
Два часа спустя, проглотив несколько таблеток аспирина и заставив себя выпить столько воды, что она стала поперек горла, Эми входила в стеклянные двери офиса шерифа округа Огаста.
Она снова обдумывала свои доказательства и то, как ей опять придется их отстаивать. Лейтенант Кемпе был ведущим следователем, и, по всей видимости, не будет особо докапываться — ведь он все это уже слышал. Единственное, в чем имело смысл винить его, это в том, что он не сообщил Эми о выплаченном свидетельском вознаграждении.
Потом еще эта пожилая леди. Эми хотела попросить Кемпе связаться с ней, чтобы убедиться, что она с тех пор никуда не переехала.
Оставались еще наркотики и оружие.
Они ждали своего часа. Теперь они стали конфискатом, чтобы в итоге подвергнуться уничтожению — в офисе шерифа такое производилось раз в году, в декабре.
Предыдущий конфискат такого рода наверняка уже исчез. После того как завершался суд, следователь канцелярии шерифа должен был уничтожить наркотики и отчитаться перед судьей об исполнении. Но Эми, как ни рылась, не смогла найти подтверждающего этот факт документа.