Ирак, Багдад. 23 августа 1988 года
Утро было тяжелым.
Он, почти совсем не пьющий – а когда было учиться, в безумном Афгане что ли, где любой шаг мог стать последним – разъехался от трети бутылки водки так… в общем, чувствовал он себя. как после месячного загула. Башка трещит. Во рту как насрали. Еще и сушняк…
То ли от жары такое. То ли от нервов…
П…. ц полный, одним словом.
Он проснулся… и почувствовал, что на нем нет обуви. Он уже не помнил. когда последний раз спал без обуви. Его теперешняя жизнь была такой, что надо было в любой момент быть готовым вскочить и бежать.
Рука сунулась к пистолету…
Нету!
С этого момента – он проснулся окончательно, и действия его – приобрели опасную целеустремленность. Он внезапно и резко, не выдавая себя до этого ни одним звуком – скатился с кровати. С тумбочки полетел графин, что-то тяжело грохнулось об пол.
Он открыл глаза. Перед ним лежал его ЧеЗет.
В ванной – а тут они были в каждом номере, а не как в советских отелях, по одной на этаж – лилась вода.
Николай проверил пистолет… патрон в патроннике, магазин полон. Надо разобрать при случае…
Где он?
Черт… отель…
Воспоминания нахлынули подобно прибойной волне, со всей ее пеной и грязью. Посольство, Бахметьев… потом и Сергеев. Афганистан… Кармаль, Вымпел…
Чертов Афганистан… Он был незаживающей раной… она покрывалась коркой, но стоило только кому-то неосторожно ковырнуть болячку… и рана начинала болеть и кровоточить вновь. Афганистан был рядом. За спиной…
Скрипнула дверь, он повернулся – чтобы увидеть темноволосую девушку, выходящую из номера. Увидев его, она ойкнула и метнулась обратно в ванную.
Что вчера произошло?
Он тупо посмотрел на кровать… на занавес, за которым была соседняя комната. Похоже, ему дали представительский номер…
Черт…
Он вспомнил и остальное. Как они столкнулись в коридоре. Кажется… как он начал блевать прямо в коридоре. Испуганные глаза коридорного…
Да… на вылет отсюда он уже точно заработал. Согласно каким-то там правилам поведения советских граждан, пьяный залет – гарантированный волчий билет.
Он увидел свои штаны и натянул их. Господи… она его видела в таком состоянии? Ну и свинство…
– Можешь выходить! – крикнул он
– Я сейчас!
Теперь он чувств овал себя последним дерьмом… нажрался как свинья и…
Вышла Марина. Уже нормально одетая.
– Извини… – сказала она – я хотела уйти тихо. Думала, ты еще спишь.
– Это я… должен извиниться…
– За что?
– Ну… за коридор.
– А… не переживай. Пассажиры и не такое творят.
– Все равно извини, ладно?
– Хорошо…
Она помедлила
– Я боялась, тебя вышлют. Поэтому…
– Меня не вышлют…
– Ты ведь военный…
– Да. А что…
– Ты кричал во сне…
– Да? – Николай смутился – и чего?
– Команды кричал. Еще какое-то шило вспоминал. И грузина…
…
– Кричал, ложись, снайпер! Грузин…
– Сашка Грузин… – сказал Николай – мы с ним погодки были. Его снайпер снял. У самого вертолета…
– Там…
– Да, там.
Марина как-то сразу осунулась.
– Извини…
– Ничего…
Николай вдруг резко посмотрел на часы… осознание обожгло, окатило как ушат холодной воды…
– Твою же мать… – выругался он
– Что случилось?
– Спецмероприятие… твою же мать…
Он ринулся в ванную. Сунул голову под струю холодной воды, потом – попробовал соорудить что-то вроде прически. Получилось плохо.
Выставка! Саддам!
– Ты опознал на самолет?
– Да какой самолет…
Даже в таком состоянии он ничего не сказал… все-таки, совсем уж непрофессионалом он не был. Знал, когда молчать
– Мне надо идти…
Он выскочил из ванной, и прежде чем Марина успела опомниться – поцеловал ее в щеку
– Мариночка… никогда не забуду.
– Кто-то…
Но он уже выскочил за дверь.
Лифт ждать не было времени – он бросился вниз по пожарной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Голова была гулкой и пустой – но он держался на ногах и это главное. Проскочил через холл, едва не выбил собой дверь. Солдаты у входа – едва успели расступиться…
Выставка… черт…
Машина – стояла на том же месте. От легкого запаха сивухи внутри – мутило.