Ближний круг «царя Бориса»

В ответ – молчание. Помедлив несколько секунд, толпа нерешительно расступилась и выпустила бывших Председателя Верховного Совета РФ и вице-президента.

Ко мне по-военному подошел начальник подразделения охраны Руцкого подполковник Тараненко и высказал просьбу немного подождать:

– Александр Васильевич, извините, пожалуйста, сейчас сотрудники пошли за его вещами, в кабинет.

Руцкой понимал, что его повезут в тюрьму, и заранее приказал собрать вещи. Вскоре действительно принесли такой огромный баул, что я подумал, будто генерал в него и матрас закатал – еле запихнули в автобус.

Хасбулатов был без вещей. Держался он довольно спокойно. Глаз не прятал, только выглядел слишком истощенным и с необычным бледно-болотным цветом лица.

Ни от кого из депутатов спиртным не пахло, и их внешний вид показался мне достаточно аккуратным.

Руцкой, не поднимая глаз, молча, с вещами прошел в автобус. Зато, пока ждали его вещи, я заметил ненавидящий, просто испепеляющий меня взгляд человека с усиками и в черном берете с красным треугольником, в черном комбинезоне без знаков различия. Что-то знакомое в нем почудилось. Надо сказать, что, по некоторым сведениям, большую роль в мятеже сыграл Баркашов. Я его в глаза никогда не видел, только слышал о нем. Поймав взгляд человека в черном, я подумал: «Уж не Баркашов ли это?» – и скомандовал:

– Взять и этого заодно.

Уже в автобусе я вспомнил, что знакомое лицо принадлежит генералу Макашову. Небритым и осунувшимся, в берете, его сразу признать было нелегко. Спустя годы, уже будучи депутатом Госдумы, я часто встречал его на заседаниях Комитета по обороне (мы работали в нем). Со мной он не здоровался, неизменно суровый, неузнающий взор скользил мимо…

Руцкой дважды сдавался в плен в Афганистане. Пока ждали его вещи, я ему сказал:

– Генералы трижды в плен не сдаются. Иначе это не генералы.

Он ничего не ответил. Руцкой носил звезду Героя Советского Союза. Героя из него сделал Горбачев. В период показушной кампании в спешном порядке искали, кого бы еще из высшего руководства наградить в оправдание этой бессмысленной афганской эпопеи. Нашли несостоявшегося «водителя самолета».

…Наконец усадили всех в автобус. В салон подсели «альфисты», Барсуков, Захаров. Договорились ехать в сопровождении бронетранспортеров. Через всю Москву повезли «компанию» в Лефортово. Десантники открыто сидели на боевых машинах, над их головами развевался российский флаг.

Довезли всех до Лефортовской тюрьмы без происшествий. Руководителей мятежа приняли, проводили к следователям.

В тюрьме я тогда оказался впервые. (Впоследствии, будучи депутатом Государственной думы от города Тулы, я неоднократно посещал тульскую тюрьму, находящуюся в центре города, хотя, по словам руководства УЮ-400/2, ее никогда не посещали высшие руководящие лица области, города и даже района, я уж не говорю про депутатов, ну это к слову, и совсем не к тому, что от тюрьмы и от сумы не зарекаются…) Нас пропускали внутрь через своеобразные шлюзы. Заезжаем в один шлюз, ворота закрывают, а с другой еще не открыты, отсекая и от вольной жизни, и от тюремной одновременно. Проверяют документы и затем пропускают в другой шлюз.

Охрана в Лефортово показалась мне надежной – оттуда не сбежишь. Камеры, кстати, тоже отличаются от тех, что в обычных российских тюрьмах, – светлые, чистые. Постельное белье определенного цвета. Сам я в камеры не заглядывал, но коллеги рассказывали. В тот момент я даже пожалел: сколько раз мог побывать на экскурсии в этой тюрьме, да все времени не хватало.

Осенью 96-го, когда Чубайс в экзальтации очередного приступа «большевистского» бешенства требовал моего ареста, «экскурсия» в Лефортово стала почти реальностью. Но ему, «известному писателю», не за что было зацепиться. Я благодарен Юрию Ильичу Скуратову за то, что он объективно отнесся ко всем этим «требованиям». Мне рассказывали, что Генеральный прокурор в довольно жесткой форме однажды ответил тогдашнему руководителю президентской Администрации (по существу, регенту): «Чтобы посадить Коржакова, мне нужно не сто процентов доказательств его виновности, а триста. Если вы мне их дадите, тогда другое дело». Для того чтобы устранить честного и неручного генпрокурора, этой же компании чуть позже не понадобилось и одного процента его вины…

Лефортовская тюрьма всегда принадлежала КГБ, потом Министерству безопасности. Но неожиданно, за два дня до амнистии зачинщиков октябрьских беспорядков, в начале 1994 года ее передали в ведение Генеральной прокуратуры. Сделал это Юрий Батурин – тогда он был помощником Президента по национальной безопасности. Потом Батурин перед Ельциным, как рассказывал Президент, на коленях ползал, умолял не сердиться – он, видите ли, по ошибке подготовил распоряжение о передаче тюрьмы Генпрокуратуре. На распоряжении не было визы ни одного силового министра, стояла только фамилия Батурина – будущего героя – исследователя космоса.