Ближний взгляд. Тексты этих лет

Здесь, на Шаболовке, многократно проявился талант выдающегося телевизионного режиссера Михаила Козакова. Нам с Мишей не довелось работать вместе, но фильмы его смотрел с восхищением. И какая смелость в выборе произведений — «Маскарад» Лермонтова, «Фауст» Гете (с участием самого Зиновия Гердта!).

Эксперименты

Иногда шли на риск. Наталья Крымова захотела проникнуть и предъявить зрителю «внутреннюю кухню» работы актера. Уговорила меня совершить то, чего я до этого избегал и никогда после себе не позволял. Рассказать вслух, КАК я СОБИРАЮСЬ делать номер для эстрады и ЧЕМ именно и в каких местах собираюсь рассмешить зрителей.

Это был рассказ Чехова «Хамелеон». Сперва сняли наш разговор с Наташей, потом я выучил и смизансценировал рассказ, и, наконец, был снят мой концерт, в котором среди других номеров был чеховский «Хамелеон». И снимали не где-нибудь, а в Зале Чайковского, а там более полутора тысяч зрителей. Ну, а в финале этого, я бы сказал, психоаналитического эксперимента снова разговор — обмен впечатлениями. В подробности входить не буду, кое-что удалось, впредь я зарекся повторять подобные трюки, не должен актер выбалтывать свои тайны, но в памяти этот поиск остался навсегда.

Долгое время Клавдия Ивановна вынашивала идею снять главу из романа Булгакова про «нехорошую квартиру» в самой этой нехорошей квартире на Большой Садовой, в доме № 10. В те годы пик популярности «Мастера и Маргариты» достиг вершины. Поклонники толпились во дворе и на лестнице упомянутого Булгаковым дома, исписывали стены цитатами, рисунками и всякой ерундой и чертовщиной. Сама квартира была на грани перехода от жилого помещения к мемориальному музею. Удалось договориться о съемке. Я подготовил и срепетировал текст. Мы сняли. Что-то мешало свободному дыханию. Какая-то неопределенность, полумемориальность обстановки да, если сказать грубо, мусор-ность помещения, кишение фанатов на лестнице (а в главе есть большая сцена на лестнице) — ну, все мешало радости общения с булгаковской прозой. Да еще то, что в этот период с нами не было Андрея Торстенсена.

Короче, я недоволен был этой съемкой. Но попытка, затея, эксперимент проявили нечто новое в жизни Учебной программы.

Шеф-редактор

Клавдия Ивановна Строилова немногословна, но умеет формулировать задачу, предложение. Умеет слушать и отбирать существенное. Клавдия Ивановна не умеет отсутствовать! Она реальный участник всех этапов работы, от сценария и репетиций до съемки и последующего монтажа. Никогда публично не руководит. Улаживание всех неурядиц, нестыковок, проблем, административных препон берет на себя. Со своей неизменной и верной помощницей Любой Тимофеевой они уединяются, что-то обсуждают, что-то решают и… действуют, никого не оповещая, что вот, дескать, мы начали решать наши проблемы. Они действуют сами и чаще всего добиваются успеха.

Эта интеллигентная, очень образованная, волевая женщина не похожа на начальника, директора, продюсера, к ней не подходят такие слова. Она просто Клавдия Ивановна. Но при этом она руководит всей машиной Учебной редакции. Руководит сверху, снизу, сбоку, а главное, изнутри процесса. Как говорит один из персонажей Ильфа и Петрова, «таких людей теперь нет и скоро совсем не будет».

Сколько же лет мы с Вами знакомы, а, Клавдия Ивановна? Да, побольше тридцати. Ближе к сорока. Все трудились. Никогда не было времени на излияние чувств, ну разве что торопливый тост по окончании съемок. Теперь, когда мы оба стали старше на несколько десятилетий, поднимаю бокал в Вашу честь. Примите мое уважение к Вам, мою благодарность и мое восхищение Вами.

Новые времена

Что-то менялось. Перестройка сняла цензуру. Круг возможных авторов и тем расширился и мог дальше расширяться до бесконечности. Но при этом как-то скукожилось и стало приближаться к нулю государственное финансирование. Более чем скромные зарплаты и гонорары подверглись обрезанию и выдавались со скрипом. А цены росли. На все! Затянуть на себе ремни — это на «Учебке» умели и не жаловались. А вот собственные съемочные павильоны Шаболовки, собственные монтажные, камеры, операторы очень понадобились другим людям. Конкуренция — прекрасная вещь, двигатель прогресса, но… она была не в нашу пользу. Куда нам рядом с массовыми играми, развлекательными концертами. «Учебка» снова пошла на натуру или в готовые интерьеры, но теперь не от расширения возможностей, а скорее от бедности; договаривались по-то-варищески, по старому знакомству.

Я снял пятую главу «Онегина» в музее Пушкина на Пречистенке. Все действие происходило на сцене, а в зале расположилось демократическое крыло бурного тогдашнего Съезда народных депутатов. Состоялось, сняли. Но, честно говоря, наших зрителей больше волновали проблемы страны и совещание их фракции, состоявшееся там же сразу после концерта, чем «сон Татьяны» и вызов Ленским Онегина на дуэль. Логично! Была осуществлена и шестая глава — сама дуэль. Снимали на окраине Москвы, зимой, на снегу.