Блокада. Книга 5

– Собственно, у меня к вам нет никаких дел, оберст-лейтенант. Насколько я знаю, вами интересуется другое ведомство.

– Другое? – удивился Данвиц. – Какое, господин генерал?

Маленькая щеточка усов над верхней губой Гальдера чуть дрогнула, точно он собирался улыбнуться, но тотчас же погасил эту так и не родившуюся улыбку.

– Повторяю, оберст-лейтенант, у меня к вам нет никаких дел, – сказал Гальдер. И добавил сухо: – Можете быть свободны.

Данвиц вышел из кабинета начальника генерального штаба, сбитый с толку, теряясь в догадках. Он не знал, как истолковать последнюю фразу Гальдера. Означала ли она просто, что разговор окончен, или ее следовало понимать как разрешение отбыть к месту постоянной службы?

Разгадка пришла на следующий день, когда Данвица неожиданно вызвали в стоявший в стороне от других усиленно охраняемый одноэтажный домик.

Войдя в освещенную настольной лампой небольшую комнату с голыми серыми стенами, Данвиц не сразу разглядел лицо человека, сидевшего за письменным столом.

– Здравствуйте, Данвиц! – услышал он знакомый голос в только тогда понял, что перед ним оберштурмбанфюрер СС Дитмар Грюнвальд, тот самый офицер гестапо, которому он, Данвиц, будучи на фронте, передал адресованное Гитлеру письмо.

– Садись, – сказал Грюнвальд, – как видишь, я выполнил твое поручение. Ты – в ставке и, насколько мне известно, был принят фюрером.

– Да… спасибо, – растерянно проговорил Данвиц, все еще не понимая, зачем он мог понадобиться Грюнвальду.

– Я пригласил тебя по поручению рейхсфюрера СС, – весомо и даже торжественно произнес Грюнвальд и добавил ужа с иронической усмешкой: – Такую важную птицу, как ты, я, конечно, не решился бы побеспокоить по собственной инициативе. Итак, чем же ты сейчас занимаешься?

– Ничем! – хмуро ответил Данвиц. – Болтаюсь как неприкаянный. Хочу как можно скорее вернуться на фронт, но меня никто не отпускает, хотя как будто никто и не держит. Словом, я здесь никому не нужен.

– Ну, в этом ты заблуждаешься. Ты нужен. Очень нужен.

Данвиц молчал. Недавние слова Гальдера: «Вами интересуется совсем другое ведомство» – снова прозвучали в его ушах.

– Уж не хочет ли заняться мною гестапо? – с вызовом сказал он. – Может быть, мне предстоит отвечать за то, что до сих пор не взят Петербург?

– Ну что ты, Арним, – мягко ответил Грюнвальд, – о тех, на ком лежит вина за Петербург, ты совершенно правильно написал в письме фюреру.

«Значит, в гестапо все-таки прочли мое письмо?!» – чуть было не воскликнул Данвиц, во сдержался и угрюмо произнес:

– Это были общие фразы… Впрочем, ни от одной из них не отказываюсь.

– Нет, нет, Данвиц, ты преуменьшаешь значение своего письма, – сказал Грюнвальд. – Разумеется, ты высказал там лишь общие соображения, но они удивительно точно отражают реальное положение дел. Я бы сказал, реальную опасность.

– Опасность чего? – не понял Данвиц.

– Трусости, измены, пораженческих настроений!

Грюнвальд перегнулся через стол к Данвицу и тихо сказал:

– А ведь ты оказался пророком, Арним…

– Я? Пророком? – удивился Данвиц.

– Да, да, ты оказался пророком! – повторил Грюнвальд. – Ты слышал, что русские под Москвой перешли в контрнаступление?

– Да, кое-что слышал.

– Как ты думаешь, почему это им удалось?

– Мне трудно ответить на этот вопрос, – нерешительно произнес Данвиц, – я никогда не был на Центральном фронте и…

– Для этого нет необходимости там быть! – воскликнул Грюнвальд. – Надо просто пораскинуть мозгами. Подумай: в течение двух недель наши войска победоносно продвигались вперед. Они уже видели Кремль! И вдруг – все меняется. Русские непостижимо угадывают слабые участки нашего фронта и обрушивают на них удары.

– Но наши войска под Петербургом тоже почти вступили на улицы города, однако…

– Вот-вот! – обрадованно подхватил Грюнвальд. – И ты писал о причине! Помнишь? Ты сам назвал ее: трусость генералов, неверие в победу, неспособность, а точнее, нежелание выполнить приказ фюрера.

Да, Данвиц помнил, он писал это в своем письме Гитлеру.

– Так вот, – продолжал Грюнвальд, – те же самые причины сыграли свою роль под Москвой. Измена! Данные о состоянии наших войск, несомненно, попали в руки противника. Нас предали, Данвиц!

– Предали? – с тревогой переспросил Данвиц. – Но кто?!

– Этого мы пока не знаем. Однако факт предательства несомненен. И первый вывод отсюда такой: мы с особой тщательностью должны навести чистоту и порядок в нашем собственном доме. Ты представляешь себе, – снова склоняясь над столом и глядя в упор на Данвица, продолжал Грюнвальд, – какую услугу мог бы оказать врагу, скажем, человек, присутствовавший на совещании в Орше?

– Ты с ума сошел, Грюнвальд! – резко ответил Данвиц. – В Орше были люди, преданные фюреру!

– Не скажи, не скажи, Данвиц… – проговорил Грюнвальд. – Мы должны оберегать фюрера от измены. Даже потенциальной, не говоря уже о фактической…

– Это ваша забота, – пожал плечами Данвиц.

– Одни мы были бы бессильны. К счастью, есть люди, которые готовы нам помочь. И уже помогли.

– Кого ты имеешь в виду?

– Ну, прежде всего тебя, – глядя на Данвица в упор, раздельно произнес Грюнвальд.