– Значит, и у тебя?..
– Всю подошву содрали, – признался Смирнов. – Пробовал прикладом карабина опять наружу выбить – вылезают, сволочи.
– Как же ты идешь?
– А ты как?
– Ясно, – кивнул Соколов, пытаясь припомнить, чьи еще сапоги прошли обработку изобретательного сапожника.
– Клещи бы были, мы бы эти чертовы гвозди повытаскали. А пальцами не выходит, я пробовал, – безнадежно сказал Смирнов.
Разутая на морозе нога стала мерзнуть. Соколов поставил сапог на лед, взял смирновский карабин, опустил приклад в голенище и несколько раз сильно ударил. Затем развернул окровавленную портянку, снова обмотал ею носок, заткнул конец выше лодыжки и сунул ногу в сапог.
– Как будто лучше, – неуверенно сказал Соколов.
– Через десять шагов снова начнут давить, – отозвался Смирнов. – Здесь клещи нужны или плоскогубцы.
– Больше никто не жаловался? – спросил Соколов.
– Жаловаться никто не будет, – уверенно произнес Смирнов. – Знают, зачем и куда идут. Стерпят.
– Это… наверное, стерпят. А если не дойдем?
– Чего?
– Я говорю: гвозди – стерпят. А кто из души гвоздь вынет, если не проложим трассу?
Смирнов молча достал из вещмешка сухарь, разломил его пополам и одну половину протянул Соколову.
– Что ж, начнем с твоих, – согласился Соколов и, пошарив в своем мешке, вытащил завернутую в бумагу колбасу. Попробовал разломать ее надвое – не поддалась. – Дай-ка пешню, – попросил он Смирнова. Тот протянул ему одну из двух пешней, прислоненных к торосу. Соколов с трудом разрубил неподатливую колбасу и протянул полкуска Смирнову.
Несколько минут они ели молча, едва разгрызая темно-красные обрубки заледенелой колбасы. Наконец, давая отдых зубам, Смирнов полюбопытствовал:
– Ты чего это меня про Дорпроект спросил? Я толком не понял.
– А-а, чепуха какая-то в голову полезла… Спросил, где после войны работать думаешь, – ответил Соколов, тоже прервав трапезу.
– Нашел тему для разговора! – усмехнулся Смирнов.
Некоторое время оба ели молча. Потом вдруг Смирнов возобновил прерванный разговор:
– До этого «после» еще дожить надо.
– Ты о чем? – не сразу сообразил Соколов, успевший уже забыть о своем вопросе, действительно не вязавшемся с обстановкой. Но, вспомнив, захотел все же получить ответ на него: – А если доживем?
– Ну, на свои старые места и вернемся.
Такой ответ почему-то не понравился Соколову.
– Неверно это, Иван Иванович, – возразил он.
– Что неверно?
– На старые места после такой войны возвращаться.
– Это почему же?
– И мы не те будем, и места не те.
– Не понимаю. В каком смысле?
– В переносном, в переносном. Другими люди станут.
– Усталыми?
– Нет. Более добрыми и более мудрыми. Переменится после войны многое. То, за что воюем, должно, конечно, остаться. А то, что мешало делу и счастью людей, непременно исчезнуть должно. В жизни, брат, ничто даром не проходит. Ты подумай: мы вот трассу проложим, по ней хлеб в Ленинград пойдет, а потом лето настанет – и снова вода на этом месте. Так как полагаешь, бесследно эта трасса исчезнет?
– Опять в переносном?
– Нет, теперь уже в прямом. По сердцу людскому эта трасса пройдет, вот что. Навечно.
– Надо сначала проложить. А то, – прости, если по старой дружбе напрямик скажу, – сидят два дурака на льду и невесть о чем рассуждают.
– Тут ты прав. Подъем!.. Гвозди стерпишь?
– Говорят, что индийские факиры по битому стеклу голыми ногами шагают, и хоть бы хны. Значит, гвозди и подавно в человеческих возможностях.
– Ладно, факир! – усмехнулся Соколов и, может быть, первым в эти тяжелые дни произнес слова, которые вскоре станут победным кличем всей Красной Армии: – Вперед! Только вперед!
Неожиданно появился проводник. Он вынырнул из снежной круговерти, будто распахнув в ней дверь, и, услышав последние слова Соколова, сказал безнадежно:
– Не пройдем вперед, товарищ командир.
– Откуда ты, отец? – удивился Соколов. – А мы-то думали… – Он замялся и закончил шуткой: – Думали, что к знакомым рыбам нырнул, под лед провалился…
– Я не провалюсь, товарищ командир, – сипло ответил старик. – Мною тут все места хоженые-перехоженые. Кабы не снег, я бы тебе следы лунок наших позавчерашних показал. А дальше не пройдем. На берегу тебе это говорил и сейчас то же скажу.
– А ты не каркай, – насупился Соколов.
– Это вороны каркают, – обиделся рыбак. – Я тебе дело говорю: не пройдем.
– Если трусишь, ступай назад, – резко сказал Соколов. – Людей пугать не позволю.
– Бросать товарищей – не в наших рыбацких правилах, – с достоинством ответил проводник. – Вместе вышли, вместе и вернемся. Одной веревочкой связаны.
– Вернемся, когда дойдем до Кобоны, – сказал Соколов, продолжая шагать вперед и не глядя на проводника.
– На то воля командирская, – с обычной своей степенностью рассудил тот. – Я ведь тоже в солдатах служил. Знаю: приказ, он и есть приказ.
– Это уж точно! – буркнул Соколов.
И они продолжали свой путь в прежнем порядке: начальник экспедиции – впереди, Дмитриев и Смирнов – слева, Кушелев – справа и несколько поодаль от него – проводник из местных рыбаков.
10