Блокада. Книга 5

Он крепче прижал трубку и закрыл ладонью левой руки другое ухо, чтобы не слышать грохота взрывов.

– Докладываю, – продолжал Лагунов. – Прибыли наконец посланцы от Соколова. Десять километров пройдены. Лед достаточно крепкий для гужевого, а может быть, и автомобильного транспорта.

– А остальные двадцать километров? – нетерпеливо спросил Жданов.

Снова загремели близкие разрывы.

– Андрей Александрович, – прозвучал в трубке голос Лагунова, на этот раз категорично, – воля ваша, но я прекращаю доклад. Позвоню вам на КП через пять минут.

И телефон замолк.

Жданов бросил телефонную трубку и устремился к двери. Широкий, покрытый ковровой дорожкой коридор он тоже почти пробежал, не замечая недоуменно-встревоженных взглядов встречных, поспешно уступавших ему дорогу. Спустился на первый этаж и только у двери, за которой начиналась неудобная, узкая лестница, ведущая в бомбоубежище, на несколько секунд остановился, чтобы отдышаться…

Сопровождаемый своим помощником и сотрудником охраны, Жданов прошел мимо узла связи, откуда чуть доносилось стрекотание телеграфных аппаратов, достиг тяжелой, обитой металлическими листами двери, которой заканчивался небольшой коридор, и стал спускаться еще по одной лестнице ниже, туда, где находились его подземный кабинет, а также кабинеты командующего и других членов Военного совета.

Здесь было совсем тихо. Слышалось только гудение вентиляторов, нагнетавших свежий воздух.

Начальник тыла не заставил ждать себя. Он позвонил, едва Жданов сел за письменный стол.

– Да, да, я слушаю, – отозвался Жданов, еще не успев поднести к уху телефонную трубку. – Вы не сказали мне, как с остальным отрезком пути до Кобоны.

– Об этом пока сведений не имею, – ответил Лагунов, как показалось Жданову, несколько упавшим голосом.

– Когда ждать от вас следующего донесения? – спросил Жданов.

– Андрей Александрович… вы же понимаете… точно рассчитать время невозможно, – не то виновато, не то с укоризной ответил Лагунов.

– Да, да, вы правы, – поспешно согласился Жданов. – И все же: когда, хотя бы приблизительно, можно рассчитывать на сообщение из Кобоны?

– Мне бы не хотелось гадать, Андрей Александрович…

Жданову вспомнились аэрофотоснимки, сделанные в последние дни. Они, как правило, были неясными, потому что над Ладогой стойко держался туман, а если и не было тумана, то фотографированию с воздуха мешала низкая, с очень редкими просветами облачность. Но и того, что удалось разглядеть на нечетких снимках, было достаточно, чтобы понять: лед на Ладоге не гладок.

– Хорошо, я понял, – сказал Жданов. – У вас все?

– Пока все, Андрей Александрович, – ответил Лагунов. – Разумеется, я доложу немедленно, как только будет что-нибудь новое.

– Спасибо, – сказал Жданов и положил трубку.

После того как Соколов отправил на западный берег нарочных с докладом, что первые десять километров экспедицией пройдены, буран прекратился так же внезапно, как и начался. Редкие снежинки еще падали на лед, но очень медленно, словно нехотя. Наконец не стало и этих ленивых снежинок: они как бы растворились в воздухе, не достигнув льда.

Видимость сразу улучшилась. Однако ненадолго. Едва утих ветер, над озером опять стал стелиться туман.

В наступившей тишине изредка слышалось легкое потрескивание. Это трещал лед под ногами, толщина его постепенно уменьшалась.

Соколов понимал, что его товарищи слышат угрожающее потрескивание не хуже, чем он, и, чтобы поднять у них настроение, преувеличенно бодро крикнул шагавшему метрах в пяти проводнику:

– Где же твоя вода, дед?

– Рано еще, – невозмутимо ответил тот.

– Прошли не менее двенадцати километров! – радостно продолжал Соколов.

– Двенадцать-то прошли, – подтвердил угрюмый проводник.

Снова подул резкий ветер, разгоняя туман, и откуда-то издалека донеслось все нарастающее завывание. Соколов прислушался. Нет, это не ветер… И вдруг изо всех сил крикнул:

– Ложись!

Самолеты появились через несколько секунд. Четыре «хейнкеля» летели так низко, что даже при ограниченной видимости легко различались черные кресты на их фюзеляжах. «Сейчас ударят из пулеметов… сейчас… сейчас!» – с тоской думал Соколов. Он уже ничего не видел, потому что втиснул лицо меж сведенных вместе рук. Только слышал рев авиационных моторов да ощутил, что на спину навалилась какая-то тяжесть… «Сейчас, сейчас ударят… – мысленно повторял Соколов, сознавая безысходность положения. – Расстрелять на открытой местности три десятка человек для четырех самолетов – дело нескольких секунд…»

Однако пулеметных очередей не последовало. Гул авиационных моторов достиг своей кульминации и стал постепенно стихать. Все еще не веря, что произошло чудо, что летчики не заметили одетых в маскхалаты и распластавшихся на льду людей, Соколов сделал движение, чтобы подняться. Но что-то по-прежнему придавливало его ко льду. Потом тяжесть исчезла.

– Вставайте, товарищ командир, – услышал он над собой голос Кушелева.