Блокада. Книга 5

– Вода, о которой рассказывал Дмитриев, была ближе к берегу. Мы то место уже прошли. Значит, замерзла. Может, и эта майна скоро закроется?

– Предлагаешь сидеть тут и ждать? – с недоброй усмешкой спросил его Соколов. – Лагерем расположиться и ждать?.. А сколько? Сутки? Двое? Неделю?!

– Раньше января не замерзнет вся Ладога, – неожиданно вступил в разговор рыбак.

– Погоди, отец, тебя потом спрошу, – сказал Соколов. – Первое слово – комиссару.

– Напрашивается только одно решение, – задумчиво промолвил Брук, – попытаться обойти эту воду…

Прибежал запыхавшийся Кушелев, доложил звонким своим мальчишеским голоском:

– Ваше приказание выполнено, товарищ воентехник второго ранга!

– Получай новое, – сказал в ответ Соколов. – Возвращайся опять к Дмитриеву, скажи, чтобы приостановил движение. – И, снова поворачиваясь к Бруку, пояснил ему: – Не хочу, чтобы люди эту чертову воду видели, пока мы с тобой не примем окончательного решения… К северу я уже ходил – там полынья.

– Значит, к югу надо идти, – рассудил Брук.

– Да вы что, товарищи командиры! – вторично вмешался в разговор проводник. – Карты с собой носите, компаса в такое говорите! Там же немец!

Никто ему не ответил. И Соколов и Брук отлично знали, что примерно в десяти километрах от того места, где они сейчас стояли, находился занятый немцами Шлиссельбург. Правда, вблизи Шлиссельбурга лед охраняют пограничники. Но где они сейчас, эти пограничники? И насколько плотна их оборона? Может ли она воспрепятствовать проникновению на лед разведывательных групп противника?..

– Если к северу майна шире, ее надо обходить с юга, – упрямо продолжал Брук. – Рискованно? Да, риск есть. А попробовать надо… – И так как Соколов сосредоточенно молчал, добавил: – Если хочешь, вернемся к людям и поставим вопрос на голосование. Лично я за исход ручаюсь.

– В армии не голосуют, – усмехнулся Соколов.

– Знаю. И все же есть случаи, когда можно проголосовать. Иного не придумаешь, если командира одолевают сомнения и он затрудняется принять решение.

– С чего ты взял, старший политрук, что я сомневаюсь? – обиделся Соколов. – Я, если хочешь знать, решение еще до твоего прихода принял. Только вот твое, комиссарское мнение узнать хотел.

– Теперь знаешь?

– Теперь знаю. И действовать будем так: я, Смирнов и Кушелев идем в обход майны с юга…

– Ты забыл про меня, – напомнил Брук.

– Нет, не забыл. Ты, комиссар, остаешься с экспедицией и будешь ждать нашего возвращения.

– Не выйдет!

– Выйдет, – твердо сказал Соколов. – Приказывать тебе права не имею, но прошу. Прошу остаться с людьми, – еще более настойчиво повторил он. – Нельзя оставлять экспедицию без командира и комиссара. Здесь всякое может случиться. То подвижка льда, то самолеты… А деда отпустим: ему на берег не терпится. – И, не дожидаясь ответа комиссара, обратился к проводнику: – Все, отец. Можешь быть свободным. Спасибо, что проводил.

Рыбак ожег его недобрым взглядом из-под мохнатых, опушенных инеем бровей.

– Я, командир, военной шинели не ношу. Списан вчистую еще в тридцатом.

– Вам же сказано, что можете быть свободным! – раздраженно повторил Соколов. – И нечего про шинель напоминать.

– Я про шинель напомнил к тому, что приказы твои мне не обязательны. Я человек вольный.

– Слушайте, вы, вольный человек! – вспылил Соколов. – Мы в вас больше не нуждаемся. Можете идти на все четыре стороны.

– А я желаю идти только в одну, – возвысил голос рыбак.

– Это как же понимать?

– А понимай, командир, так, что на юг я иду с тобой вместе. Разумеешь?.. Ну, тогда пошли давай. Не ночевать же здесь, на майне.

Он повернулся, ударил пешней о лед и зашагал вдоль полыньи направо.

Соколов и Брук переглянулись.

– Чудной старик! – сказал Соколов. – Ладно, ночевать здесь действительно несподручно. Смирнов, Кушелев, пошли! Счастливо оставаться, старший политрук.

– Сейчас счастье тебе нужнее, – тихо сказал Брук. – Желаю скорого возвращения и с хорошими вестями.

– Постараюсь. А ты прикажи за воздухом в оба глядеть. Эти «хейнкели» здесь, видать, постоянно на бреющем ходят. За маскировкой следи. Вешки и все прочее, что на санях лежит, укройте маскхалатами, чтобы не чернело на льду. Все! Бывай…

Соколов кивнул и пошел следом за удаляющимся рыбаком. Смирнов и Кушелев поправили за спинами свои вещмешки, вскинули на плечи винтовки и двинулись за Соколовым.

Рыбак шел неспешным, но спорым шагом. Его широкая спина и поднятый воротник шубы маячили уже отдаленно. Чуть слышно было постукивание пешни о лед.

Впереди, у самого горизонта, вспыхнула и погасла зеленая ракета. «Кто это и кому сигналит? – подумал Соколов. – Немцы? Или наши пограничники? Или?..»

Он вспомнил почти невероятную историю, рассказанную Якубовским. Еще восьмого сентября немцы захватили Шлиссельбург, блокировав Ленинград с суши. Но Шлиссельбургская крепость, носящая веселое название «Орешек», осталась в руках советских моряков и армейцев, и гарнизон ее, несмотря ни на что – голод, холод, разрушительный огонь вражеской артиллерии, частые бомбежки с воздуха, многократные штурмы пехотой и танками противника, – держится поныне.