Блондинка

Затем он понял, что разумнее всего будет обернуть это в шутку. При этом он объединялся со здравомыслящей Нормой в борьбе против иррациональной Мэрилин. Зажимая нос (в подвале пахло уже не только гнилыми яблоками, землей и Временем, к этому запаху примешивалась тошнотворная вонь тухлого мяса), он снова спустился в подвал, посветил фонариком в каждый угол и вернулся к жене, сердитый и запыхавшийся (день выдался на удивление жаркий и душный для этой местности), стирая паутину с лица. Но с Нормой он был мягок и нежен. Еще раз попробовал убедить ее, что нет, ничего он там не нашел, и нет, никаких странных звуков не слышал. Похоже, Норму успокоило его донесение. Похоже, она расслабилась. Взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала, чем несколько смутила мужа. Ведь руки у него были грязные!

– О Папочка! Что, приходится развлекать беременную жену, да?

Вообще-то, уже на второй неделе после приезда Норма начала прикармливать на заднем дворе бездомных кошек. Хотя Драматург был против. Первым пришел тощий черный кот с ободранными ушами. Затем к нему присоединилась «подружка» – тощая, но сильно беременная трехцветная кошка. Вскоре с полдюжины кошек собирались у задней двери и терпеливо ждали угощения. Все кошки были странно молчаливы, приходили по отдельности, держали дистанцию и ждали, пока Норма не выставит блюдца у крыльца. Затем дружно кидались к ним, молниеносно съедали все подчистую и разбегались, не оглядываясь. Сначала Норма пыталась их приручить, даже приласкать, но они лишь злобно шипели, скаля зубы, и отскакивали в сторону. Поскольку в подвал можно было попасть и со двора, какая-то из кошек могла пробраться туда и застрять. Вполне возможно. Но если и так, кошка пряталась от Драматурга, пришедшего ей на выручку.

– Знаешь, милая, мне кажется, хватит уже кормить этих кошек, – предложил Драматург.

– О да, конечно! Скоро перестану.

– Их собирается тут все больше и больше. Всех кошек с побережья штата Мэн все равно не накормишь.

– Знаю, Папочка. Ты прав.

Но она, как и предполагал Драматург, все лето продолжала кормить кошек. Он не желал знать, сколько именно тощих, оголодавших тварей собирается на утреннюю кормежку. Ей было свойственно поразительное упрямство. В серьезных вопросах мужчина не имел против нее шансов. Одерживал верх лишь в мелочах.

Он сидел наверху, в кабинете, и записывал эти слова (или нечто похожее), как вдруг услышал крик.

«Я так и знал. Знал, чем все кончится».

Сбежал вниз и нашел ее лежащей в подвале у подножия лестницы. Она стонала и корчилась. Фонарик, вылетевший из руки, отбрасывал узкий луч света в глубины подвала, в тьму забвения, наполненную размытыми тенями.

Она кричала, просила, чтобы он помог ей, спас ребенка. Драматург склонился над ней, и она тотчас же вцепилась в его руки, притянула к себе. Словно хотела, чтобы он принял роды.

Он вызвал «скорую». Ее увезли в Брансуик, в больницу. Выкидыш на пятнадцатой неделе беременности. Случилось это 1 августа.

Прощай

Именно тогда мы и начали умирать, верно? Ты во всем винила меня.

Ничего подобного. Только не тебя.

Потому что я не смог спасти тебя и ребенка.

Только не тебя.

Потому что не я испытал все эти страдания. Не я истекал кровью.

Только не тебя. Себя. Я это заслужила. Однажды я уже убила Младенца, и теперь он был уже мертв.

Она, убитая горем, провела в больнице неделю. Сильнейшее кровотечение, едва не умерла в кабинете неотложной помощи. Кожа приобрела безжизненный восковой оттенок, под глазами темные круги, вся в синяках и ссадинах – они покрывали лицо, шею, руки. Упав, она вывихнула запястье. Сломала несколько ребер. Получила сотрясение мозга. В уголках осовелых глаз и безвольного рта залегли глубокие морщины. Когда перепуганный муж впервые увидел ее на каталке в кабинете неотложной помощи, ему показалось, что она умерла. Теперь же, в палате, куда пускали только его, она лежала в ослепительно-белом одеянии, откинувшись на подушки, в носу – трубки для дыхания, в руках – трубочки от капельниц. Она похожа была на выжившую после бомбежки, землетрясения, другой катастрофы. На человека, не способного описать, что с ним произошло.

Она постарела. Молодость поблекла в один момент.

Она «находилась под наблюдением». Врачи сообщили Драматургу, что в бреду она грозилась покончить с собой.

Однако как красиво было у нее в палате! Море цветов.

Хотя пациентку приняли под вымышленным именем. Ничуть не похожим на настоящее.

Какие потрясающие букеты, никто из сотрудников брансуикской больницы не видел прежде ничего подобного. Места в палате не хватало, и цветы выплескивались в коридор, в приемную для посетителей и процедурные кабинеты.

Ясное дело, ведь в брансуикской больнице впервые лежала голливудская знаменитость.