Она поднималась рано утром и бродила по квартире босая и вся дрожа. Если Касса не было рядом, она страшно по нему тосковала. Но если он был дома и спал, она ревновала его к этому сну, куда не могла проникнуть, куда он убегал от нее. В такие моменты она вспоминала свою исчезнувшую подругу Гарриет и ее малышку Ирину, которая была для Нормы Джин почти родным ребенком. Гарриет рассказывала Норме Джин, что еще девочкой тоже очень долго страдала бессонницей, а потом, когда забеременела, только и делала, что спала. А затем, когда родился ребенок и муж ее бросил, только и знала, что спать, спать и спать. И это был очень спокойный сон, без всяких сновидений. И в один прекрасный день, если повезет, Норма Джин тоже узнает, на что он похож, этот сон.
И тут появился Касс, красивый обнаженный юноша с взъерошенными волосами. Он шел к маленькому балкончику, где стояла Норма Джин, и протягивал раскрытую ладонь, на которой лежали две белые капсулы.
— Что это? — настороженно спросила Норма Джин.
— Всего одна доза, дорогая Норма, и ты будешь спать нормально. Оба мы будем спать нормально, — ответил Касс, целуя ее во влажную под волосами шею.
— Волшебная доза? — удивилась Норма Джин. Касс поморщился:
— Никаких волшебных доз не существует. Просто обычная доза и все.
Норма Джин окинула его неодобрительным взглядом и отвернулась. Уже не в первый раз Касс предлагал ей снотворные. Барбитураты, так их, кажется, называли. Или же виски, джин, ром. И ей так хотелось уступить ему, сдаться. Она знала, что доставит тем самым удовольствие возлюбленному. Ведь тот редко ложился спать, не выпив перед сном или не приняв таблетку, а чаще — и то, и другое. Просто устать — для меня недостаточно, хвастался Касс. Так просто меня не утихомирить. И, нежно обняв Норму Джин и лаская ее груди, принялся нашептывать ей на ушко, и дыхание его было жарким и влажным:
— Был один греческий философ, он учил этим премудростям. Считал, что сладчайшее состояние из всех — это ощущения, которые испытывает еще не рожденный человек в утробе матери. Но лично мне кажется, сладчайшее состояние — это сон. Ты словно мертв и в то же время жив. Самое изысканное на свете ощущение.
Норма Джин оттолкнула любовника, чуть грубее, чем намеревалась. В такие моменты ей совсем не нравился Касс Чаплин!. «на любила его и в то же время боялась. Он походил на дьявола-искусителя. Она знала: доктор Миттельштадт никогда бы этого не одобрила. И вовсе не тому учит «Христианская наука» и ее великая прабабушка, Мэри Бейкер Эдди.
— Нет, это не для меня. Искусственный сон.
Касс смеялся над ней, но Норма Джин упорно отказывалась принимать снотворное. И провела всю ночь без сна и в каком-то нервном возбуждении, в то время как сам Касс мирно себе спал и не проснулся даже утром, когда Норма Джин собралась уходить на студию. И на протяжении всего долгого дня в Калвер-Сити Норма Джин ужасно нервничала, была раздражена до крайности и все время ошибалась с репликами, которые вызубрила наизусть. И замечала, как поглядывает на нее Джон Хастон — этаким оценивающим, чисто мужским взглядом. Словно прикидывал, не сделал ли он ошибки, взяв ее сниматься, он, который никогда не делал таких ошибок. И в эту ночь приняла две капсулы от Касса, который с мрачным и торжественным видом положил их ей на язык, будто то были облатки для причастия.
И каким же глубоким и спокойным сном спала Норма Джин в ту ночь! Она не помнила, чтобы когда-нибудь в жизни ей спалось так крепко и сладко.
А на следующее утро, уже на студии, репетируя с Луисом Калхерном, Норма Джин вдруг поняла:
И связала это воспоминание с волшебной дозой Касса. Сон без сновидений, но не совсем. Возможно, этот человек из прошлого явился к ней во сне?..
Потому что теперь она со всей очевидностью понимала: Луис Калхерн, он же ее «дядя Леон» в фильме, был на самом деле Клайвом Пирсом. В роли Алонсо Эммериха — мистер Пирс.