Блондинка. Том II

Даже Норма Джин не смогла побороть искушения и взглянула на эту афишу. Она и видела, и одновременно словно не видела там себя. Кто угодно, только не моя жена! Ясно тебе? В ушах звенело, как тогда, когда он ударил ее, в них до сих пор стоял этот звон, хоть и немного приглушенный. И еще к нему примешивался частый стук сердца.

— Он больше никогда меня не ударит. Ни за что! Никому не позволю!

То было неплохое время в ее жизни. Весь этот месяц. Вот в прошлом месяце было куда как хуже и до этого — тоже. Со дня их расставания, а потом и развода в октябре. Несколько переездов с квартиры на квартиру. А номер телефона она меняла еще чаще. Ведь бывший муж угрожал ей. Бывший муж ее преследовал. Звонил. Об этом она никому не говорила. Не хотела его предавать. РАЗРЫВ ПОСЛЕ ДЕВЯТИМЕСЯЧНОГО БРАКА. ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ МЭРИЛИН. Всей правды она так никому и не сказала. Да и не знала она всей правды. СВИДЕТЕЛИ ПОДТВЕРДИЛИ, ЧТО МЭРИЛИН БЫЛА «ТАК СИЛЬНО ИЗБИТА», ЧТО ЕЕ ПРИШЛОСЬ ПОМЕСТИТЬ В НЬЮ-ЙОРКСКУЮ БОЛЬНИЦУ. Никаких свидетелей не было. Даже той случайно оказавшейся по соседству супружеской пары не было. И ни в нью-йоркскую, ни в какую другую больницу ее не забирали. Ею занимался терапевт, дежуривший в то время в отеле.

А полтора часа спустя, в пять утра, в роскошный номер, откуда уже съехал Бывший Спортсмен, бесшумно вошел Уайти. И руками волшебника и умельца замаскировал все синяки и даже шрам над левым глазом. Она была так благодарна, что бросилась целовать Уайти руки. Сидела перед зеркалом и смотрела, как восстанавливается ее белокурая красота.

Но только в зеркале, а не в сердце. И вот он снова, ее Волшебный Друг, белокурый и торжествующий. Улыбается всем подряд с афиши над входом в кинотеатр «Сепульведа», хохочет так, словно ничего ужасного с ней не случилось и никогда не случится.

— …ходила в школу Ван-Найса. Выпуск сорок седьмого.

— Вы уверены? Я слышала, она окончила позже.

Да ничего я не оканчивала. Вместо этого выскочила замуж.

Она прошла через фойе, и на нее поглядывали — ведь она как-никак здесь чужая, а Ван-Найс очень маленький городок — но вроде бы никто ее не узнал. И не узнает. Больше никто никогда не узнает Норму Джин, если только она не захочет быть узнанной. Иногда ей даже не придется надевать для этого парик, потому что, когда она не чувствовала себя Мэрилин, она и не была Мэрилин. Но сегодня парик на ней был — брюнетистый, кудрявый, весь мелко завитой, как шерсть у пуделя. И еще на ней были темные очки в красной пластиковой, какой-то совершенно клоунской оправе. А вот грима на лице не было, даже губы не накрашены. Оделась она в темно-синее платье, простое, типа тех, что носят домохозяйки, с белым тканым поясом и белыми же пуговицами, ноги без чулок в дешевых тапочках из соломки типа балетных. И шла она, тесно стиснув ягодицы — такую походку можно видеть у людей, которым сделали в задницу укол новокаина. Ее не узнали даже заядлые кинолюбители, они разглядывали в фойе снимки Мэрилин Монро и кадры из фильмов и перемывали ей косточки.

Большинство их составляли выпускницы средней школы Ван-Найса, правда, теперь этим девочкам было далеко за тридцать. И они никак не могли вспомнить:

— Ведь тогда ее имя было вовсе не Мэрилин Монро, правда? Господи, как же ее звали?

— Да ее удочерила одна пара, из местных. У мужа была свалка подержанных автомобилей, на Резеда. Писиг?.. Но потом она убежала из дома. Вроде бы этот Писиг ее изнасиловал, но все осталось шито-крыто.

Норме Джин хотелось подбежать к этим незнакомкам и возразить: Да ничего подобного! И вообще вы ничего обо мне не знаете. И о мистере Пириге — тоже. И оставьте нас лучше в покое!

Но какое, собственно, Норме Джин дело до того, о чем толкуют здесь эти незнакомцы? Они готовы сплетничать о чем и о ком угодно. И дело тут вовсе не в ней.

Фойе кинотеатра изменилось мало. Как живо помнила она эти обитые искусственным красным бархатом стены, зеркала в позолоченных рамах и красные плюшевые ковры, мрачный узенький коридорчик от кассы к входу. Кадры из «вышедших на экран» и еще находящихся в производстве фильмов развешаны по стенам в тех же местах. Иногда во время сеанса Норма Джин выскальзывала в фойе — специально посмотреть на эти снимки. Мир обещал так много! Всегда новые фильмы, и каждый шел по два дня. За исключением хитов, пользующихся колоссальным успехом, типа «Зуда седьмого года», тогда программа менялась только по четвергам. Тебе всегда было чего ждать. Тут уж не до самоубийства, верно?

На входе в зал стоял контролер. Мальчик-подросток в униформе с печальными глазами и щечками в красных прыщах. Норме Джин стало его жалко — да ни одна девушка не захочет поцеловать такого.