Блондинки моего мужа

— Петенька, не шути так! — мягко попросила Лизавета, внезапно беря инициативу на себя. — Катенька, ты собиралась все прояснить, а пока только, наоборот, запутываешь нас всех совершенно. Давайте сделаем так. Я пойду варить всем кофе, а вы тем временем конструктивно договоритесь. Когда вернусь из подсобки, хочу, чтобы передо мной сидели два взрослых нормальных человека, а не вот это вот! — она презрительно кивнула на пистолет Лихогона и на насупившуюся, словно партизанка перед допросом, меня.

Лиза демонстративно удалилась, а мы какое-то время молча смотрели друг на друга. «Поди пойми, ушла она и правда для того, чтобы мы объяснились, или просто чтобы дать своему благоверному шанс совершить убийство без свидетелей!» — пронеслось в моей голове.

— Ну давай уж, рассказывай! — Лихогон легко переходил с «вы» на «ты» в зависимости от своего отношения к собеседнику в данную минуту, которое колебалось туда-сюда, словно взбесившийся маятник. Сейчас, судя по всему, он меня сильно недолюбливал.

— Мы следили за вами в отместку, — нашлась я. — Почему это вам за нами можно, а нам за вами — нет? Жорика похищали? Похищали. В офисе нам все перевернули? Перевернули. А в сейф я залезла, потому что Жорик считает, будто вы в нем все дела храните. А значит, и дело о слежке за нами и похищении там тоже найдется. Должны же мы выяснить, какого беса вы к нам прицепились?

— Как так? — Лихогон нахмурился, и мне показалось, что брови его при этом пересеклись и образовали крестик над переносицей. — Какое похищение?

— А у вас их что, несколько? — разошлось мое оскорбленное достоинство. — Впрочем, да. Похищений теперь два. Одно неудачное, это когда ваш «гора» Георгия плохо связал. Другое, похоже, успешное. Это то, что сейчас. Вы меня, между прочим, совершенно незаконно тут удерживаете.

— Какая еще гора? — взвыл Лихогон и, кажется, снова решил относиться ко мне с должным почтением. — Объясните, я вас умоляю!

— «Гора» — это ваш работник. Медэксперт, шпион, похититель. Прозван так Георгием по двум причинам: во-первых, по причине неизвестности его настоящего имени, а во-вторых, из-за размеров его тушки.

— Это вы про Мишутку, что ли? Ну да, больше не про кого. Но вы несете полную ерунду, уверяю вас! Понимаете, — Лихогон принялся делиться соображениями, причем выглядело это вполне искренне, — Мишутка не мог плохо связать. Он может плохо подумать, может опрометчиво поступить, но… если уж он связывает, то навеки.

— Кстати, — окончательно утвердилась в своей правоте я и, уже не обращая никакого внимания на пистолет, кинулась в наступление: — Ваш Мишутка посмел напасть на моего хорошего друга у меня на даче! У нас даже есть неопровержимое доказательство в виде фингала и один свидетель. Точнее, свидетелей двое, но тот, что на вашей стороне, конечно же, будет утверждать, что ничего не происходило. Зачем ваш Мишутка напал на мою дачу?

— Напал? — Лихогон громко клацнул челюстью. — Так-так… Понимаю, понимаю… Когда это было? О! Возможно, многое вскоре встанет на свои места. Знаете что! Посидите тут тихонько, пожалуйста, а я сейчас пойду сделаю пару звонков и кое-что проверю.

Обрадовавшись, что он уберет пистолет и я смогу спокойно сбежать, я радостно закивала.

— Баскерфиля, охраняй! — приказал Лихогон, и радость моя тут же улетучилась. Собака улеглась у моих ног, испытующе заглянула мне в глаза и, демонстративно рыкнув, обнажила клыки.

Когда Петр Степанович вернулся, я окончательно поняла две вещи: во-первых, сбежать из-под охраны Филешки не получится — при любых моих движениях собака угрожающе рычала, а попытки завести светскую беседу игнорировала; во-вторых, нам с Жориком тоже обязательно следует завести пса — как выяснилось, это очень нужный и полезный член команды.

— Кое-что прояснилось, — сказал Лихогон, заходя в приемную. — Передайте Жорику — пусть не обижается на Мишутку. Ничего враждебного тот в виду не имел. Он… Вы будете смеяться! Он уверен, что это было не похищение, а съемка эпизода в кино. И, кстати, Мишутка утверждает, что Георгий совершенно точно был в курсе, что похищение ненастоящее. Он не сопротивлялся, да еще и демонстративно терял сознание, когда Мишутка изображал, что его бьет.

— Георгий пытался таким образом вытянуть побольше информации из похитителей, — вспомнила я. — Когда жертва без сознания, злодеи обычно переговариваются между собой, что хоть как-то проясняет ситуацию… А нападение на наш офис вы как объясните? А эпизод с дачей?

— Пока никак, — вздохнул Лихогон. — Про офис я ничего не знаю. А про дачу… Есть вещи, о которых я не вправе распространяться. Дела клиентов разглашению не подлежат, вы сами должны понимать. Единственное, что могу сказать, — это да. Ну и извиниться за причиненный ущерб.

— Что — да? — не поняла я.

— Да, мой человек действительно следил за вашей дачей. Но никакого вреда никому причинить не хотел. Парень сам на него набросился и… Ну, в общем, мы с Мишуткой сожалеем.

— Приму извинения, только если вы все объясните по пунктам, — отрезала я, а потом решила проявить некоторое снисхождение. — Обещаю, все это останется между нами.