Блондинки от "Бергдорф"

— Нет! Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, — ответила я. Это, разумеется, было не совсем ложью, потому что теперь, решив умереть, я чудесно себя чувствовала и снова смотрела на жизнь оптимистически.

— Не знаю, почему этим ребятишкам попросту не наглотаться адвила? — заметила Джулия. — Куда легче, чем загнуться от крэка или такой же дряни.

— Адвил? От адвила можно умереть? У меня наверху целая бутылка. Интересно, сколько нужно его выпить?

— Полагаю, все, что больше двух, уже будет передозой, — авторитетно сообщила Джулия.

Ужасно думать, что три маленькие таблеточки от головной-боли могут отправить тебя на тот свет. На всякий случай придется принять восемь. Господи, почему люди не убивают себя чаще, если это так легко?

— Хочешь пойти в «Гермес» сегодня? — спросила Джулия.

— Ты была там только вчера, — напомнила я. — Не находишь, что не мешало бы немного сократиться? Иначе это войдет в привычку.

Если меня скоро не будет на этом свете, я могу сделать только одно — оставить Джулию с полезным моральным наставлением.

— По крайней мере у меня нет такого болезненного пристрастия к «Гарри Уинстону», как у Джолин, — отмахнулась Джулия. — Вот тогда бы я действительно попала в переплет. Так ты идешь или нет?

— Хотелось бы посетить Лувр, — ответила я с невинным видом. — За меня не волнуйся.

Джулия ушла, а я отправилась в спальню. Смерть не будет мгновенной. Сначала мне нужно привести в порядок дела. Такие, как:

1. Мой наряд.

2. Моя предсмертная записка.

3. Мое завещание.

Надеюсь, я достойно подготовлюсь и умру к тому времени, как вернется Джулия. Из «Гермеса» она прямиком отправится на свидание с Тоддом, которое затянется на всю ночь. Джулия редко появлялась в номере раньше шести утра.

Я позвонила в обслуживание номеров и заказала две «Мимозы» и тарелку foie gras. Ничего не скажешь, кое о чем стоит пожалеть: например, обслуживание номеров в «Ритце» столь безупречно, что не успеешь произнести слово «мимоза», как перед тобой уже стоит стакан с коктейлем. И маленькую кнопку справа от ванны, обозначенную FEMME DE CHAMBRE

[47], можно нажать, если что-то срочно понадобится, например, пена для ванны или кофе со сливками.

Теперь я, наконец, поняла, почему так обожала стихотворение Сильвии Плат, в котором говорится, что умирание — это искусство, как и все остальное. Я нацарапала прощальную записку на чудесной почтовой бумаге, лежащей в каждом номере. Все должно быть в стиле Вирджинии Вулф: трагично, но остроумно. Она написала лучшую в мире предсмертную записку: очень храбрую, без всякой жалости к себе, и это идеально сработало. То есть все считают ее гением, верно? Я начала писать. Главное — не слишком распространяться.

«Всем, кого я знаю, особенно Джулии, Лоре, Джолин, маме, папе, горничной Клуэс, которая, надеюсь, не воровала мои личные вещи в отличие от дворецкого принцессы Дианы; моему бухгалтеру, у которого прошу прощения за то, что так и не заплатила ему полторы тысячи долларов за составление налоговой декларации, и Полу из «Ралфа Лорена» — у него, чистосердечно признаюсь, я стащила в прошлом сезоне лишний кашемировый свитер…»

Я еще не успела передать приветы знакомым, а записка уже длиннее списка гостей в том же «Ритце». Я продолжала:

«К тому времени как вы будете читать это, я уже уйду навсегда. Я tres счастлива на небесах. Жить с разбитым сердцем — слишком мучительно для меня, и я больше не хочу обременять всех вас. Надеюсь, вы понимаете, почему я это сделала: для меня невыносима мысль об одиночестве. И об унижении, когда я думаю о том, что меня больше никогда не посадят за хороший столик в «Да Сильвано»«.

О «Да Сильвано» я упомянула ради Джулии. Она будет искренне сочувствовать мне, потому что тоже покончила бы с собой, если бы ей не удалось раздобыть угловой столик.

«Я люблю вас, тоскую по вас. Попрощайтесь за меня со всеми в Нью-Йорке. С любовью, Moi, XXX».

Далее настала очередь завещания. Вы поразитесь, узнав, как это легко, когда хорошенько все обдумаешь. Завещание гласило: