Блондинки от "Бергдорф"

Ничего не случилось. Я была жива, потому что видела стразы, сверкавшие на пальцах; ногти же, как я с ужасом заметила, были выкрашены красным, а не телесно-розовым лаком, который смотрелся бы куда лучше с этими туфлями. Может, восемь адвилов — слишком мало?

Я выпила одну, потом еще и еще, пока таблеток совсем не осталось. Ой… я забыла надеть халат от «Ритц», прежде чем умру! Вот только petit посплю… Потом и надену… через минуту.

Ох. О-о-ох. Ногти. Мои ногти… ужасно, ужасно болят. Голова раскалывается, и меня сейчас вырвет. Что-то шершавое царапало кожу. Меня бил озноб.

Я открыла глаза, но тут же зажмурилась. О Боже! Это уж слишком! Кошмар! Очевидно, я по-прежнему лежу в своей спальне! Это «Ритц» или я уже на небе? Или небо превратилось в номер «Ритца»? Я заметила мужской силуэт:

— Простите, месье, я мертва? — прохрипела я.

— Ни в коем случае.

Какая досада! Почему я не мертва? Что пошло наперекосяк?

— Я нашел тебя.

— Кто это «я», черт подери?

— Это же я, сумасшедшая девчонка!

Я снова открыла глаза. Надо мной, сурово хмурясь, стоял Чарли Данлейн. Да как он посмел назвать меня сумасшедшей? Я вполне нормальна, а если и нет, с его стороны крайне бесчувственно именовать меня безумной в такой тяжелый момент.

В руке Черли держал мое завещание. Как бестактно вмешиваться в чужие дела!

Я попыталась вырвать у него бумагу, но у меня слишком кружилась голова.

— Отдай мне! Это мои личные документы! — пробормотала я, пытаясь сесть. Теперь тошнило чуть меньше.

— Я страшно оскорблен тем, что ты ничего мне не оставила!

— Как, черт побери, ты сюда ворвался?

— Дверь была распахнута настежь, — пояснил он уже не так серьезно. Мне показалось, что его губы слегка дрогнули в улыбке.

Чарли рехнулся, совершенно рехнулся. Вот вам и голливудские кинорежиссеры: никаких чувств, все им шуточки!

Я взглянула на часы. Семь утра. Мало того, что это куда раньше моего обычного времени пробуждения в 10.30, я вообще не должна была просыпаться.

— Чарли, объясни, что ты делаешь в моей комнате в семь утра?

— Я только что с самолета, вот и решил заглянуть к тебе, а заодно и спасти.

Чарли, очевидно, понятия не имел о женском движении. Неужели не знает, что еще с семидесятых бегать по чужим номерам и спасать женщин считается незаконным?

— Я не желала, чтобы меня спасали. Хотела умереть.

— Не выйдет.

— Выйдет! Ненавижу тебя, — бросила я. — Как ты смеешь лезть в чужие дела и спасать меня против моей воли? Это непростительно!

— Как я смею? Как ты смеешь! — взбесился Чарли. Мне вдруг стало страшно. — Непростительно то, что наделала ты!

С его стороны было tres нехорошо так злиться после того, что я вынесла. То есть я имею в виду: привет, как насчет дружеского участия? Какой он злой!

— Какой смысл спасать кого-то, если потом не собираешься хотя бы посочувствовать? — прорыдала я.

— Перестань вести себя, как избалованная кукла! Пора бы немного подрасти! — рявкнул Чарли. Он и в самом деле понятия не имел, как вести себя с девушкой.

Я огляделась. Халат из «Ритца» лежал рядом со мной на постели. Я была укрыта серым пальто. Мне оно не принадлежало. Мерзкая мысль заползла в голову: должно быть, это пальто Чарли. Что за унижение!

— Чарли… скажи… ну знаешь… я что, как бы была голая, когда ты меня нашел?

— Нет.

Я испытала невероятное облегчение. Однако оно не продлилось и секунды, потому что он пояснил:

— На тебе были туфли.

Вот оно! Я больше никогда не покончу с собой. Такого позора мне не пережить! Теперь я стала девушкой, которая не может ни замуж выйти, ни умереть достойно. Забудь о «Да Сильвано». Теперь меня не пустят даже в пиццерию «Джонз» на Бликер-стрит!

И тут я вспомнила про электронное послание! Еще можно остановить его: до отправки осталось полчаса.

— Чарли, передай мне компьютер, пожалуйста, — попросила я. Иконка в ящике ОЧЕРЕДЬ НА ОТПРАВКУтревожно мигала. Я щелкнула мышкой по строке « НЕ ПОСЫЛАТЬ» и с облегчением вздохнула. Только сейчас я заметила, что мне тоже пришло письмо. Из чистого любопытства я открыла его. Сообщение прислала мать:

Надеюсь, ты не наделала глупостей, дорогая. Полагаю, твое письмо — просто шутка. Я не люблю нью-йоркских парикмахеров и не одобряю дисконтных карт. Но если собираешься раздавать вещи, я всегда восхищалась твоим вязанным из норки свитером от Джона Гальяно. Учти, это всего лишь мечта. С любовью, матушка.

Увы, завещание каким-то образом успело попасть к адресатам. Да, я не слишком блестяще знаю дополнительные функции моего «Мака». В почтовом ящике оказалось еще несколько писем, но я решила прочесть их позже: груз унижения слишком давил на меня.

— О, Чарли, какое несчастье! Не закажешь ли мне «Беллини»?

— Нет.

Я с недоумением моргнула, словно желая спросить: «Но почему?»

— Тебе только алкоголя не хватало. Сразу станет гораздо хуже, вот увидишь.

— Хуже и быть не может. Никто не чувствует себя хуже, чем я, даже я сама. Что ты думаешь о записке?

— Что я думаю о записке? Да кем ты себя возомнила, Сильвией Плат?