Читаем Блудный бес полностью

— Ах ты Емарай Емаревич! — крикнула тетка и тут же прибавила:

— Вон!

И гордо указала пальцем на дверь, совсем позабыв, что здесь не трактир и что Шендер Фикс не пьянчужка-Адольф, которого тетка Гита имела обыкновение выгонять из трактира семь раз в неделю. Шендер Фикс пожал плечами и, не обращая внимания на плач жены и ругань тетки, преспокойно вышел из дому: он только этого и ждал.

Речь тетки Гиты не произвела на Шендера Фикса никакого впечатления. Шендер Фикс тотчас же забыл бы о ней, если бы не одно непонятное имя — Емарай Емаревич. Это имя заинтересовало его, и Шендеру Фиксу теперь непременно хотелось у кого-либо узнать, что оно значит.

И уже в первой встрече он удовлетворил свое любопытство. Дойдя до водяной мельницы, Шендер Фикс увидел меламеда Гузика, который стоял на мосту, с восхищением глядя, как в реке купаются мальчики. Шендер Фикс поздоровался с меламедом и тоже облокотился на перила.

— Взгляните, реб Иегуда, какой ловкач вон тот, черноголовый, — обратился он к меламеду, указывая на одного мальчишку, нырявшего отчаяннее других.

— Ух, как он ныряет, как он только ныряет! Точно полфунтовый окунь. Вот — молодец! Что вы скажете, реб Иегуда, он — прямо Емарай Емаревич!

— Что ты, Шендер, что ты городишь? — изумился меламед Гузик. — Ну, какой же он там Емарай Емаревич? Он — ребенок, хороший ребенок и только!

— Я пошутил, — сконфузился Шендер Фикс.

Он секунду помолчал, плюнул с моста в воду и потом, как бы невзначай, спросил:

— А скажите все-таки, реб Иегуда, что же значит это — Емарай Емаревич?

— А зачем же ты говоришь то, чего не знаешь? — удивился меламед.

— Я слышал — другие евреи говорят. А чем же я хуже других? Что, разве это очень плохое что-либо?

Меламед Гузик лукаво посмотрел на Шендера Фикса и, улыбаясь, сказал:

— Ох, Шендер, Шендер. Ты, наверное, сегодня хорошенько повздорил с Сорой-Леей и она изругала тебя Емараем Емаревичем!

— Нет, нет, — замахал руками Шендер Фикс. — Разве у такой глупой бабы хватит на это ума? Она уж если ругается, так ругается как самая последняя водоноска!

— Положим, чтобы обозвать Емараем Емаревичем для этого большого ума не надо. Ты целые дни проводишь с женщинами, так неужели же тебе никогда не случалось видеть амулета от нечистой силы?

— Нет!

— В мое время их носили очень многие женщины. Ручаюсь, что и до сих пор какая-либо тетка Гита, несмотря на свои шестеро ребят, не расстается с ним.

— Ну, а что было бы, если бы я его видел? — допытывался Шендер Фикс.

— Что было бы? Ты знал бы, что на амулете написано: «Пусть убегут бесы и всяческая нечистая сила и особенно дьявол-блудник, Емарай Емаревич». Дьявол-блудник, хорошенько запомни это, Шендер. А, ей-богу, такое имя к тебе очень подходит! — сказал язвительно меламед Гузик, глядя на широкую рыжую бороду Шендера Фикса, на его праздничный сюртук и зеленый галстук. — Ты все бегаешь за женщинами, как жеребец, который еще не видел ветеринара.

— А что же мне делать? — ответил Шендер Фикс. — Ведь, говорят, что на том свете прежде всего спросят — «Занимался ли ты продолжением рода?» Вот я и хочу, чтобы не осрамиться!

И Шендер Фикс пошел прочь от улыбающегося меламеда Гузика.

* * *

Легкое, удачное прозвище, данное теткой Гитой Шендеру Фиксу, в один день облетело все местечко. И уже в понедельник вечером мальчишки со Стеклянной улицы дали этому новому имени Шендера Фикса отличное применение. Раньше мальчишки скопом дразнили только одного придурковатого Апанаса, местечкового пастуха. Когда стадо возвращалось вечером в местечко, мальчишки бежали следом за ним и во все горло орали:

Па-астух,Дай мине кару́х!

А теперь они оставили в покое и пастуха и его коров и ждали, когда Шендер Фикс будет возвращаться с базара домой. Завидев Шендера Фикса еще на развилине двух улиц у трактира тетки Гиты, прозванного за свое местоположение «штанами», мальчишки кричали на разные лады:

— Емарай! Емарай! Емарай Емаревич!

И Шендер Фикс ничего не мог сделать с насмешниками.

Мальчишки так извели Шендера Фикса, что он даже согласился с жениным предложением переменить свою работу.

Сора-Лея давно мечтала о том, как бы удалить мужа от местечковых соблазнов. И, после долгих размышлений и совещаний с теткой Гитой, Сора-Лея нашла одно средство: надо было уговорить Шендера стать «поливником» — развозить по деревням глиняные горшки, миски, кувшины, а с ними и прочий мелкий товар.

Когда тетка Гита, обсуждая вопрос, предупреждала Сору-Лею, что она по целым дням не будет видеть своего мужа, Сора-Лея ответила:

— Гори на нем кожа! Зато, по крайней мере, я буду спокойна, что на деревне этому Емараю Емаревичу, этому кабану уже не за кем будет бегать! Сора-Лея знала, что говорит: Шендер Фикс, при всем своем распутном нраве, был ревностным иудеем и самолюбивым человеком. Он в разговоре никогда не упускал случая напомнить:

— Слава богу, в моем роде нет ни одного выкреста и ни одного ремесленника!

И вот Шендер Фикс стал поливником.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Провинциал
Провинциал

Проза Владимира Кочетова интересна и поучительна тем, что запечатлела процесс становления сегодняшнего юношества. В ней — первые уроки столкновения с миром, с человеческой добротой и ранней самостоятельностью (рассказ «Надежда Степановна»), с любовью (рассказ «Лилии над головой»), сложностью и драматизмом жизни (повесть «Как у Дунюшки на три думушки…», рассказ «Ночная охота»). Главный герой повести «Провинциал» — 13-летний Ваня Темин, страстно влюбленный в Москву, переживает драматические события в семье и выходит из них морально окрепшим. В повести «Как у Дунюшки на три думушки…» (премия журнала «Юность» за 1974 год) Митя Косолапов, студент третьего курса филфака, во время фольклорной экспедиции на берегах Терека, защищая честь своих сокурсниц, сталкивается с пьяным хулиганом. Последующий поворот событий заставляет его многое переосмыслить в жизни.

Владимир Павлович Кочетов

Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман