Блудный сын

Глядя на Эйба, своего самого верного и давнишнего коллегу, Кармайн всякий раз убеждался, что тот справляется с руководящей должностью лейтенанта так-же спокойно и размеренно, как и с любым другим делом. И сейчас его лицо выражало уверенность и спокойствие, вызванные невероятной удачливостью. Огромный немецкий концерн «Фоллендорф Фарбен» обязался обеспечить обоих его сыновей стипендией на учебу в любом колледже на выбор по достижении ими студенческого возраста и даже после, если они соберутся пойти в аспирантуру. Для отца двоих довольно умных ребят это стало огромным облегчением, ведь откладывание денег на колледж существенно подрывало семейный бюджет. Этот грант Эйб заслужил именно своей полицейской работой. Так как полицейским запрещалось лично принимать вознаграждения, Эйб отверг предложенную награду; тогда «Фоллендорф Фарбен» вместо вознаграждения основал счет для его сыновей, деньги на который уже поступили[18].

Эйб всегда работал в команде с Лиамом Коннором и Тони Черутти.

Лиаму было за тридцать. Прежде он работал с Ларри Пизано, но после его ухода с удовольствием вошел в команду Эйба. Будучи мужем и отцом единственной дочери, Лиам умело отделял личную жизнь от работы, что, по мнению Кармайна, характеризовало его как гордого человека в обычной жизненной ситуации: не в геенне огненной, но и не в райских кущах. Его рост едва достигал общепринятой нормы, но зато Лиам всегда поддерживал себя в форме. Серо — голубые глаза, светлые волосы и четко очерченный овал лица делали его привлекательным. В полиции Холломена он слыл человеком, не способным на крайности, и, возможно, именно благодаря этому они с Эйбом сработались. Здравомыслящий мужчина.

Тони Черутти принадлежал к той большой семье итальянских американцев Восточного Холломена, которая воспитала немало полицейских; однако его степень родства с комиссаром и Кармайном — оба наполовину Черутти — была весьма отдаленной. Холостяк тридцати лет, смуглый и привлекательный, он немного напоминал крутого парня с улицы; Эйб всегда посылал его допрашивать подозреваемых женщин определенного класса. Он все еще учился сдерживать свой темперамент и энтузиазм, но всегда оставался хорошим человеком, целиком преданным Эйбу.

Кармайн заговорил первым, в общих чертах обрисовав исчезновение тетродотоксина у доктора Милли Хантер.

— Благодаря быстрым действиям Пола у нас есть заключение о наличии яда у обеих жертв, — сказал он. — У каждой сзади на шее, с левой стороны, имеется след от укола, произведенного в мышечную массу, а не рядом с позвоночником. Яд тут же абсорбировался. Доза была микроскопической — около половины миллиграмма. Данный яд в сотни раз опасней цианида. От него нет антидота, и никакое лечение не поможет. Хуже всего то, что жертва до самой смерти пребывает в полном сознании.

— Черт! — побледнев, воскликнул Донни. — Какой кошмар!

— Совершенно безжалостно, — согласился Кар — майн. — Но сейчас я хотел бы на время отложить все и остановиться на яде. Тетродотоксина осталось по меньшей мере пятьсот миллиграммов, а значит, множество смертей. Однако я сомневаюсь, что наш убийца пустился во все тяжкие и находится на старте смертоносного марафона; скорее, остатки яда просто прибраны подальше. Жертвы, по — видимому, не почувствовали укола, и мы знаем, что убийца не использовал обычный шприц для инъекций. Остается разгадать, чем был произведен укол и через сколько времени проявляются первые симптомы отравления.

— Я сегодня утром снова встретился с Гусом Феннеллом и Полом Бачменом, — сказал Эйб. — Они за это время перелопатили много литературы и внимательно изучили течение симптомов при отравлении Джона Холла. Внутримышечную инъекцию могли сделать только в кабинете Макса Танбалла, но никак не раньше. Никто из присутствующих там не покидал комнаты, даже в туалет. Оба, и Гус и Пол, настаивают, что между инъекцией и смертью прошло не более двадцати минут, а все шестеро мужчин находились в кабинете полчаса. Получается, ты абсолютно прав в отношении орудия убийства, Кармайн. Никакого шприца для подкожных инъекций.

— Настоящим камнем преткновения в этих убийствах стала Милли Хантер, — прозвучал низкий голос Делии Карстерс. — Если бы она не сообщила об исчезновении тетродотоксина своему отцу, то обе эти смерти было бы невозможно идентифицировать как убийство.