И я очень боюсь включить в текст какие-либо стереотипы, боюсь настолько, что несколько недель не решаюсь упомянуть рис на первой странице книги. Я не хочу писать о фо и спринг-роллах, маникюрных салонах и незнакомцах, бросающих в мою сторону «Ни Хао», и все же в какой-то момент придется это сделать, потому что, нравится мне это или нет, все это неотъемлемая часть моей истории.
Я задаюсь вопросом, что оставить, а что убрать, что исправить, а что уничтожить. Изменить название деревни и лагерей. Но сохранить любовь моего дяди к музыке. Да, я сохраню его гитару и пластинки «Битлз». Но я изменю их имена, изменю их профессии. Пусть они будут вымышленными. Но я сохраню их смерти. Сохраню тела, похороненные в лагере. Да, сохраню страдания. Но постараюсь не переусердствовать. Добавлю немного радости. Сохраню рассказ моей матери о том, как она впервые увидела снег. Сохраню ее знакомство с нашим отцом. Да, я добавлю немного радости.
Когда текст примет реальные очертания, я как будто невзначай брошу маме, что начала писать кое-что, вдохновленное ее историей, подчеркну – вдохновленное, и увижу на ее лице улыбку.
Я перебираю в голове все истории, которые она мне рассказывала, – истории о войне и дружелюбных призраках, истории, которые утешали и успокаивали меня. Я понимаю, что эти истории она рассказывала и самой себе, что они – это мост между нами, и еще я понимаю, что произнесла вслух желание, которое мама хранила задолго до того, как оно пришло ко мне.
Мы рассказываем себе истории, чтобы жить.
Мы рассказываем себе истории, чтобы исцелиться.
Джейн Мэй Ван Лонг, Лондон, март 2023 г.