Плыла Богиня в сторону бродяги.
Но полузверь узнал в Богине смерть
И устремился прочь, хромая,
Ступив, в конце концов, в земную твердь
И носом ароматы белены хватая.
Большую силу стал приобретать,
Бесстрашие внутри в нем возвышалось.
Не собирался коренастый парень умирать,
Звериное чутье в нем просыпалось.
А Мара Черная сквозь пелену и дымку,
Дурманящие запахи травы
Не разглядела смелого мальчишку.
Добыча от нее ушла. Увы!
Длинноволосый парень тем не менее
Не мог найти ни выхода, ни входа.
То ль слабость мучила, то ли плохое зрение,
Но долго было ему ждать свободу.
Ба-бам! Ба-бам!
Выходи медведь на волю!
Ту-ду! Ту-ду!
Пробегись, вконец, по полю!
Глава XV
Воздух в избе душнел от стойкого водяного пара, исходившего из кипящего гигантского котла, от непрерывно горящей печки, сильно грязной от копоти и сажи, и от запаха дурманистых трав, вводивших в состояние полнейшего анабиоза. В такой и без того тяжелой, гнетущей, нездоровой обстановке истерически вопила, кричала не своим голосом совершенно незнакомая темноволосая женщина. Анаис слегка приоткрыла непрестанно слипающиеся глаза, пробужденная пронзительным болезненным женским воем — Яга, обмотав лицо до глаз мокрой тряпкой, усердно промывала кипяченной водой низ живота несчастной, который возвышался над ней огромной полусферой. В руках та изо всех сил сжимала небольшое ожерельице; пот со лба лился рекой, и Яге приходилось периодически холодной льняной тряпицей вытирать его, напутственно приговаривая:
— Дыши! Ради себя, в первую очередь, дыши!
Женщина с трудом могла исполнить ее просьбу; она старалась, но у нее получалось лишь тяжело вздыхать, скрипя зубами. Тогда Яга подожгла сухое растеньице с “пятипалыми” продолговатыми листьями, и она практически мгновенно расслабилась и размякла. Анаис, почуяв приятный дурманящий аромат, окончательно закрыла глаза, засопела и уснула с тяжелой головой.
***
— Просыпайся, соня! — нежный маменькин голос неожиданно разбудил Анаис от долгого сна, и девушка лениво приоткрыла глаза, слабо улыбнувшись и потянувшись. Красивая миловидная женщина с тонкими аристократичными чертами лица, мраморной кожей и слегка небрежно распущенными светло-рыжими волосами в объеме, как после длительного ношения высокой прически, в длинной ночной сорочке сидела на краешке кровати в окружении плотного слоя дыма. В воздухе витал смрад, как от горелого мяса, вперемешку с запахом пота от немытого нездорового тела.
— Еще немножко… — сладко зевнула Анаис, и глаза заволокло туманом.
— Просыпайся! — настойчиво ворковала мама.
— Неа, — протянула девушка, засыпая.
По ее щеке ласково шлепнули ладонью. Затем и по второй. Нужного эффекта не произошло. Матушка снова провела рукой по ее щекам, но бесполезно. Шлепки с каждым разом усиливались, Анаис жмурилась от недовольства, но все же открыла глаза, вернувшись в душную избу. Девушка разочарованно оглянулась по сторонам, пока Яга рядышком усердно растирала в ступке желтые цветки зверобоя и листья крапивы. Анаис грубо поморщилась, глаза слезились от дыма. Женщина с мокрыми растрепанными волосами, прежде кричавшая и воющая, как раненная собака, лежала на деревянном столе, приложив к груди абсолютно голенького новорожденного ребенка, на шее которого висело небольшое ожерельице. Малыш издавал чавкающие звуки, пока новоиспеченная мать глотала непрестанно льющиеся слезы и улыбалась во весь рот. Анаис наблюдала за ней с нескрываемым любопытством.
— Очнулась? — с легкой грубостью скупо произнесла Яга и влила в ступку кипяченую воду.
— Какие странные сны снились… — сиплым голосом медленно проговорила Анаис, хватая воздух ртом.
— Осторожно, рана еще не до конца зажила, — пробормотала женщина и приложила смоченную в отваре тряпицу к шее. Анаис цокнула и зажмурилась, не издав ни звука. — А ты молодец! Крепко держишься.
— Мне ведь не сон снился, верно? — шепотом продолжила Анаис.
— Верно, — тихо ответила Яга и, поймав взгляд Анаис на разродившейся матери, произнесла. — Чудо рождения. Чувствуешь ли ты что-то, глядя на это зрелище?
— Ну… это… любо смотрится, — промямлила Анаис, наврав с три короба. На самом деле ее терзало лишь любопытство.
— А я ничего не чувствую. Может, только радость за живую и счастливую мать… За то, что смогла как-то помочь пережить…
— Почему, бабушка, Вы этим занимаетесь тогда?
— У меня не было много выбора. Я не сильная ведьма, во мне не было столь много могущества, страсти и сил, как у других. Я собиралась идти во служение Лерайе, но он не пришел, когда я его призывала. Я знаю, что такое отчаяние, знаю, каково осознавать неминуемость смерти. Навсегда запомнила этот неподдельный страх. Одной ногою я в могиле, другой ступаю по земле… Меня спас мой нынешний хозяин, когда я была в шаге от самой настоящей погибели. С тех пор я могу входить в Навь в обличии полудохлой старухи, такова моя истинная сущность, — с этими словами Яга приподняла подол своего длинного лоскутного сарафана и выдвинула вперед левую ногу. Анаис ахнула от ужаса — конечности не было, оставались лишь кости.
— Вот почему Вы хромаете на одну ногу!
— Именно.