Блуждающие огоньки (СИ)

— Да! Хочется знать, настолько ли страшен черт, как его малюют.

— Хорошо. Я точно помню назубок, как призвать демона Лерайе, потому что некогда я пыталась призвать его:

Yobika ma wai apung,

Yobika ma wai gathun,

Yearel, lai nai yob ge

Gajeoda jibun kara ge.

— Произношение мое не так уж хорошо, но как видите, девки, все не так сложно. Переводится как-то так: “Во имя здоровья каждого, во имя жизни каждого, Лерайе, приди на мой зов, сделайся моим господином…”. Однако это еще простой текст, бывает длиннее и труднее…

— Как это выучить?..

— Выучите, девки, я прослежу за этим. Еще сниться Вам будет эта фраза. До конца Ваших дней.

— Если переживем встречу…

— Бабушка, а ты можешь предсказать, кто пройдет испытание демона, а кто из нас… сгинет?

— Вы, девки, все равно меня не послушаете, — пробурчала женщина и встала с насиженного места, схватившись за поясницу. Она обвела их мрачным, печальным взглядом и на мгновение задумалась. Таково было ее проклятие за собственную беспечность, безрассудность, самонадеянность. Ей всегда казалось, что все это является наказанием за призыв могущественного демона. Да, безусловно, она может спасти новорожденных деток от гибели, дав им право выбора: жить дальше или умереть. Да, она может также проводить их в последний путь, в мир Нави. Бабушка Яга никогда не была такой, как другие женщины, что с нежностью и умилением сюсюкались даже с чужими детьми. У нее они трепета не вызывали никакого. И особой радости за каждую спасенную детскую жизнь она не испытывала. Яга убеждала себя, что делает это только ради молодых мамочек, чтобы те не корили себя и не умерли от горя или тяжелых родов. Лучше пусть она будет виновата во всем. Но девок ей было жалко. Их она не могла ни спасти, ни проводить в последний путь. И каждый раз, из лета в лето, делала фатальную ошибку — привязывалась к ним, как к собственным дочерям. Видела в их безрассудстве, страсти и живости молодую себя. Умилялась и ужасалась одновременно. Из года в год вынуждена она была ставить новый камень на огромном безымянном капище. И безмолвно горевать, принимая следующую партию таких же безрассудных, беспризорных, осиротевших девчонок. — Все Вы, как одна, рискуете своей жизнью для “великих” целей. Все Вы, как одна, думаете, что уж точно достойны служению могучему демону, не желая утихомирить свои претензии. А я и не знаю, кто из Вас чего достоин. Часто я оказываюсь права, а иногда ошибаюсь. Но точно знаю одно — мои слова не изменят ровным счетом ничего. Что будет, если кому-нибудь из Вас скажу, что не должна рисковать собой, призывая демона? Да ничего, правда в том, что идти Вам некуда и не к кому. Потому и лезете на рожон.

Наступило неловкое молчание. Девочки совсем смутились: кто-то стал разглядывать небо, кто-то — кусать ногти и нервно расчесывать густые волосы, Даренка вся съежилась, и только Машка подбежала к опечалившейся женщине и крепко ее обняла. Яга от неожиданности охнула, неуклюже потрепав девушку по голове. Более всех она видела в Машке саму себя.

— Дурочка ты, Маруся, — еле слышно прошептала Яга.

Минуту молчания прервала прискакавшая Олеська. На ее лице застыла глупая, но очень радостная и веселая улыбка. Все ее ворчание и недовольство по-видимому некогда было в волосах, ибо прибежала она, демонстрируя подругам свои короткие пакли. Олеся нарочито покрутилась на месте, пытаясь выразить тем самым остатки своей девичьей натуры, однако получилось это у нее неуклюже и неумело, ибо на мальчика она походила куда больше, чем на девочку.

— А ты, Олеся, большая дура! — грозно выпалила Яга. Машка отпрянула от разозлившейся женщины, другие девчонки ахнули, округлив глаза, улыбку провинившейся же как рукой смело. — Что же ты, всякой нечистоте жизнь упрощаешь!? Ты хоть представляешь, какую силу и энергию несут твои волосы!? Обезоружена ты, Олеська, совсем теперича уязвима будешь пред демонами! Я не спасу твою глупую, дурную душу! Тьфу на тебя, дура!

— Ну и ладно! — крикнула Олеся вслед ушедшей женщине, бурчавшей себе что-то под нос. — Ванда мне мои бесполезные страшные пакли состригла. Что же она, разве сделает мне что дурного!?

— Олеська, перестань, — взмолилась Аня, закусив губу. Ванда же нервно грызла ногти, оглядываясь по сторонам.

— Тьфу на Вас, девки! Не можете ни за себя постоять, ни наперекор ничего сказать. А я могу! Вы мне завидуете!

— А Вы видали, девки, что у нас какая-то диковинная птица завелася? — мгновенно перевела тему Ванда, которую слегка трясло от непонятного страха. Затем она резко отвернулась, наливая что-то в чарку.

— Такая громадная? Да, видали, знали…

— Страшно так орет! Знамение какое несет еще?

— Да перестаньте Вы! Какое знамение? Это же самая что ни на есть жар-птица!

— Жар-птица?! Это та, что крала яблоки из райского сада?

— Очередные сказки! А иначе бы в Ирие она жила…