Блуждающий огонь. Два адмирала

— В этом роде, Бенуа. По крайней мере они поставили меня с надлежащей торжественностью на платформу, одели петлю на шею и собирались вешать, когда три выстрела из Неаполя возвестили им о распоряжении Нельсона дать мне отсрочку. Но так как мне такая перспектива не особенно улыбалась, то мы с Итуэлом воспользовались нашим яликом и улизнули от них не попрощавшись. Впрочем, я мысленно дал обещание вернуться к ним и дать себя повесить, когда для меня ничего лучшего не останется.

Этот краткий конспект требовал пояснений, и Рауль дал их в нескольких словах, а затем приказал всем приняться за дело; и люгер направился к скалам.

— Я вижу огонек вблизи Капри, капитан, — сказал старший лейтенант. — Не с неприятельского ли это судна?

— Вы правы, это «Прозерпина»; но она слишком далеко, чтобы стоило о ней беспокоиться. На ней зажгли фонарь, чтобы была возможность возвратиться к ней ее разъехавшимся лодкам. А хорошо ли скрыты наши огни, Пентар? Позаботьтесь об этом.

— Все в порядке, капитан. «Блуждающий Огонь» только тогда светится, когда собирается застать неприятеля врасплох.

Рауль улыбнулся и одобрил распорядительность и бдительность лейтенанта. Люгер быстро шел к скале, и Рауль сам принял участие в наблюдении за тем, чтобы не случилось какой-нибудь беды. Итуэл, по обыкновению, не отставал от него.

Эти скалы около Сорренто были хорошо знакомы Раулю; он знал, что его люгер может подойти к ним почти вплотную, и рассчитывал именно где-нибудь здесь наткнуться на неприятельские лодки. Но вдруг он сильно вздрогнул от неожиданного окрика:

— Го-го, фелука! — кричали по-английски.

— Го-го! — откликнулся Итуэл, поднимая руку, чтобы предупредить всех о молчании.

— Что за судно? — продолжал тот же голос с лодки.

— Фелука, посланная адмиралом на розыски «Прозерпины»; но так как мы ее не нашли, то возвращаемся опять в залив.

— Постойте минуту, пожалуйста, я перейду к вам на борт и помогу вам, я кое-что знаю об этом.

— Сделайте одолжение, только поторопитесь, потому что мы хотим воспользоваться попутным ветром.

По странному затмению соображения моряку в лодке показался фелукой давно отыскиваемый им люгер, о котором он именно в эту минуту совершенно забыл и был далек от мысли попасть в руки врага. Он подъехал к борту люгера и через секунду уже был наверху.

— Знаете вы этого человека, Итуэл? — спросил, проходя, Рауль.

— Это Клинч, подшкипер проклятой «Прозерпины».

— Как! — воскликнул Клинч, и голос его выдал все его отчаяние. — Я попал в руки французов?

— Именно, — вежливо поклонился ему Рауль, — но не в руки врагов. Вы на борту «Блуждающего Огня» и видите перед собой Рауля Ивара.

— О, в таком случае прости, Джейн! Простите, все мои надежды!.. А только что мне готово было улыбнуться давно желанное счастье!.. Кто не воспрянет духом от общения с Нельсоном!.. Теперь все погибло!..

— Я вас попрошу пройти ко мне в каюту; там нам будет свободнее и удобнее разговаривать при огне.

Клинч был в отчаянии. Ему было все равно, куда идти. Он вошел в каюту капитана и сел с блуждающими глазами. Перед ним стояла бутылка вина, и он бросил на нее свирепый взгляд, как голодный волк при виде ягненка.

— Вы не ошибаетесь, Итуэл? Это действительно тот человек, который так радовался известию, что арестант не был повешен?

— Без сомнения, капитан. В сущности, честный офицер, никому не сделавший зла, кроме себя самого. Говорили на фрегате, что он для вас поехал в Неаполь.

— Хорошо! Вы давно уже идете в вашей лодке, господин Клинч; вы у нас поужинаете, выпьете стакан вина, а затем беспрепятственно возвратитесь в вашу лодку и догоните фрегат.

Клинч широко раскрыл глаза, как бы не доверяя своим ушам. Когда он, наконец, понял, что ему говорили, он расплакался. Весь этот день был для него сплошным рядом сильных волнений: сердечное участие Куфа, его советы, поручение, так удачно исполненное, острое ощущение всей своей вины перед терпеливой, верной Джейн; сознание того, что он мог бы по своим способностям занимать несравненно высшую должность, если бы не его несчастная склонность, которой он сам стыдился; все воздушные замки, которые он сейчас строил на обратном пути из Неаполя, — все разом рушилось, и он заканчивал день в положении пленника… И вдруг это неожиданное великодушие Рауля, которому он не мог теперь не верить, — всего этого было слишком много, и его напряженные нервы не выдержали.

Глава XXVI

Сны парили над судном уже за целый час до его смерти; и картины родины, которые вставали перед взорами спящих, вырывали вздохи из их груди.

Вильсон