Блуждающий огонек

— О, простите! — баронесса изобразила смущение. — Кажется, меня подвела память.

Катя промолчала. Что это было? Действительно маленькая оплошность, вполне простительная для иностранки, или же собеседница таким нехитрым способом продолжала «прощупывать» ее, дабы окончательно развеять сомнения в происхождении незваной попутчицы? Но как бы то ни было, что-то подсказывало ей, что баронесса руководствуется не столько подозрительностью, сколько обычным женским любопытством и желанием развеять дорожную скуку. Впрочем, подумала Катя, с такой угрюмой молчуньей, как ее дочь, немудрено и заскучать. Они уже около часа в дороге, а та еще не произнесла ни слова. С баронессой они были совершенно не похожи, разве что глаза, но в целом — девушка всего лишь мила, не более того. А любопытно, почему она носит не ту же фамилию, что и мать? Должно быть, она дочь баронессы от первого брака…

— Оршика, — меж тем окликнула баронесса погруженную в чтение дочь, — не веди себя как бука! Княжна тебя не съест.

— Очень на это надеюсь, — процедила девушка, не отрываясь от книги.

У нее был приятный голосок, но интонация не отличалась приветливостью. Возможно, в другой обстановке Катя сочла бы делом чести поставить на место грубиянку, но пока она пользовалась гостеприимством баронессы, об этом не стоило и мечтать.

— Оршола, — начала отчитывать дочь баронесса. — Что за тон? Немедленно извинись перед княжной.

— Не стоит, мадам, — вмешалась Катя. — Вполне естественно, что мое присутствие не радует вашу дочь. Я не в обиде…

Прервав ее повелительным жестом, баронесса разразилась длинной и пылкой тирадой на неизвестном языке, звучавшем своеобразно, но довольно мелодично. Катя не поняла ни слова, но и без того было очевидно, что баронесса выражает дочери свое недовольство. Рыжеволосая девушка, отложив книгу, спокойно выслушала мать, помолчала мгновение и, устремив на соседку взгляд ярко-синих глаз, произнесла:

— Простите, мадемуазель Шехонская. Я не имела намерения обидеть вас.

— Я принимаю ваши извинения, мадемуазель Есенская, — отозвалась Катя. — Но я и вправду не обижена. Меня не так легко обидеть.

— Называйте меня Оршола, если вам нетрудно, — сухо сказала девушка, вновь углубляясь в книгу. — Мне не по душе официоз, да и вряд ли он здесь уместен.

— Хорошо… мадемуазель Оршола, — кивнула Катя, начиная ощущать нечто вроде легкого интереса к этой хмурой барышне. — В таком случае и вы можете называть меня по имени.

— Непременно, если в том возникнет необходимость, — присовокупила Оршола и снова надолго замолчала, погрузившись в чтение.

Катя и баронесса обменялись взглядами. Дама снова произнесла несколько слов на том же языке, обращаясь к дочери, и покачала головой:

— Она неисправима. Простите, что говорю в вашем присутствии на неизвестном вам языке, но на венгерском мне всегда удается быть более убедительной, чем на русском.

— Вы говорили по-венгерски? Очень выразительный язык, никогда не слышала его раньше.

— Ах, если бы он был редкостью только в России! — вздохнула баронесса. — Нам, венграм, куда чаще приходится пользоваться немецким, австрийцы нас к тому вынуждают. Впрочем, я уже столько лет живу в Москве, что неудивительно и позабыть родной язык. А Оршола никогда и не видела своей родины, она родилась в России.

— Зато вы великолепно говорите по-русски, — искренне сказала Катя. — И мадемуазель Оршола тоже. К слову сказать, куда лучше, чем моя maman и ее приятельницы.

— Благодарю вас. В устах русских людей это самый приятный для меня комплимент. Кстати, я тоже замечала, что привычка думать и говорить по-французски в вашем обществе уже очень сильно укоренилась…

Коснувшись общих тем, разговор стал более оживленным, но продолжая слушать баронессу и отвечая ей, Катя ни на миг не забывала о Драгомире. И едва не вздрогнула, когда услышала голос Оршолы, слово в слово озвучивший ее мысли:

— Габриэла, как ты думаешь, а что будет с этим цыганом?

Не сразу поняв, к кому обращается девушка, Катя вопросительно взглянула на баронессу. Та, поняв ее взгляд, с улыбкой объяснила:

— Оршика любит называть меня по имени, а я не возражаю. «Габриэла» всегда будет казаться моложе, чем мама такой взрослой дочери… А что касается цыгана, — я не слишком разбираюсь в законах Российской империи, дорогая, но полагаю, что этот молодой авантюрист пойдет на каторгу.

Ее безмятежно-спокойный тон неприятно резанул нервы Кати. Она промолчала, понимая, что женщина, скорее всего, права, но сердце болезненно сжалось. Что бы там ни было в его прошлом, Драгомир не заслуживал такой участи.

Оршола оторвалась от книги и окинула мать и гостью пристальным взглядом:

— Но к чему такая жестокость? Разве он не может просто выплатить стоимость украденного?

— А где он возьмет деньги, Оршика? — мягко возразила мать. — Украдет других лошадей? Воровство должно быть наказано, надеюсь, с этим ты спорить не будешь. Живи мы на Востоке, этому юноше отрубили бы руки за воровство, вот и все.