Блуждающий огонек

— Поговори еще мне тут! Забыл, как пару рысаков свел с почтовой станции в Торжке? Вспомнишь, ворюга! Эй, ребята, подсобите, веревку тащите! — крикнул ямщик гайдукам.

— Что здесь происходит?! — совершенно изумленная всем происходящим, баронесса наконец обрела дар речи. — Ты что, с цепи сорвался, голубчик?

— Барыня, да конокрад это, конокрад! — зачастил ямщик. — Тот, что в запрошлом годе коней с почтового двора свел!

Не имея возможности действовать руками, Драгомир затылком ударил в лицо ямщика. Но взревевший от боли и бешенства противник не ослабил хватки и сильным толчком опрокинул цыгана наземь у самых ног Кати.

— Отпусти его, негодяй! — придя в себя, Катя что было сил замолотила кулачками по широкой спине ямщика, безуспешно пытаясь оторвать его от Драгомира.

— И девка, небось, подводчица его! — ямщик грубо оттолкнул Катю и, наступив коленом на поясницу отчаянно вырывающемуся цыгану, начал связывать его руки веревкой, которую передал один из гайдуков.

— А ну, девушку не сметь трогать! — гаркнула баронесса.

— Я от своего не отступлю, барыня, как хотите! — сказал ямщик, затягивая на запястьях Драгомира тугой узел. — Мне ж пришлось из своих денег за тех рысаков выплачивать казне! Я с него все, до последней полушки стребую, убью гада, а не отпущу! На станцию его везть надо, а там за исправником пошлем, пущай с ним разбирается!

Речь ямщика была так искренна и убедительна, что хозяйка кареты невольно заколебалась, глядя на распластанного у ног цыгана.

— Мадам, прошу вас, не верьте ему! — закричала Катя. — Это все неправда, пожалуйста, заставьте этого мерзавца отпустить цыгана, он ни в чем не виноват!

Баронесса озабоченно покачала головой:

— Я, право, даже не знаю, что сказать вам, мадемуазель. Закон есть закон. Я понимаю, что для вас этот юноша — спаситель, но это не мешает ему быть в тоже время и вором. Я не могу возражать против того, чтобы его взяли под стражу. Если он ни в чем не виноват, капитан-исправник отпустит его.

Катя с горечью покачала головой, в отчаянии глядя на эту наивную женщину. Чтобы исправник поверил в невиновность цыгана? Да на любого бродягу, даже ни в чем не замешанного, немедленно постараются повесить всех собак. По-другому просто не бывает в этом мире.

— Хорошо, — сказала Катя, поняв, что упрашивать бесполезно.

Она проследила взглядом за ямщиком, который рывком поставил связанного Драгомира на ноги. Подошла и, глядя прямо в глаза своему спасителю, накинула на его неподвижные плечи кафтан, тщательно застегнула верхние пуговицы. Она молчала, но взгляд ее, обращенный к цыгану, был красноречивее слов. И перехватив этот взгляд, ямщик неприязненно проворчал:

— Вы все-таки поглядывайте за ней, барыня, а то не досчитаетесь потом каких-нибудь побрякушек.

Резко развернувшись, Катя от души влепила затрещину в ненавистную физиономию ямщика. Хозяйка кареты многозначительно кашлянула, а мадемуазель Есенская окинула Катю пристальным, не лишенным подозрительности взглядом.

— Ну, что же, едем наконец, — сказала дама, усаживаясь в карету. — И будем надеяться, что все разрешится благополучно.

Устраиваясь рядом, Катя подумала, что ничуть не разделяет оптимизма этой странной женщины. Но оставлять все происшедшее на волю случая она не собиралась…

[1] Аналогичный способ приготовления ежатины описан также в повести Лайфа Эспера Андерсена «Свободный и раб».

Глава 2. Ночь на почтовой станции

Подскакивая на ухабах, карета и бричка, где сидел охраняемый гайдуками, связанный Драгомир, ехали вдоль берега Тверцы. Устроившись рядом с веснушчатой мадемуазель Есенской, Катя неотрывно смотрела в окно. Дочь баронессы время от времени переворачивала страницы книги, которую держала в руках, но Кате казалось, что она делает это только для вида. Сидевшая напротив баронесса с задумчиво-рассеянным видом перебирала янтарные четки.

Это была изящная женщина лет сорока, с пышной прической темных волос, оттененных голубой пудрой. Ее неправильное, широкоскулое, но весьма умело подкрашенное лицо нельзя было назвать особенно красивым, но запоминающимся — несомненно. А выразительные синие глаза, в которых сияли веселые огоньки, и тонкая, ироничная улыбка, временами пробегавшая по губам, придавали ей невероятный шарм.

— Как я поняла, вы направляетесь в Москву, княжна? — наконец нарушила она затянувшееся молчание.

— Да, это так, — чтобы не показаться невежливой, Катя была вынуждена повернуться к собеседнице и нервно улыбнулась.

Мадам Канижай покачала головой, глядя на нее:

— Я вижу, вы все еще не пришли в себя. Впрочем, неудивительно. Это чудо, что вы остались живы, мадемуазель. Вас не слишком утомит мое любопытство, если я спрошу, как случилось это несчастье?

Помолчав немного, Катя сказала:

— С вашего позволения, мадам, мне не хотелось бы сейчас касаться этой темы. Возможно, позже я смогу рассказать вам обо всем.