Блуждающий огонек

— Нет, я лучше в Ильинку пойду.

— Добро, — кивнул ямщик. — Ты не сумлевайся, Федька мужик совестливый, не обманет. — Помолчал немного, помялся и вынув из кармана что-то звякнувшее, раскрыл заскорузлую ладонь, на которой лежали три серебряных рубля и несколько алтын. Покраснел, смущенно почесал макушку кнутовищем и пояснил: — Ежели что, хватит на проезд до Москвы, да на прокорм.

Катя растерянно молчала. В голове мелькнула невольная мысль, что получив ее кольцо, не только с лихвой возместившее убытки, но и обогатившее его, он мог бы быть и пощедрее. Хотя, на дорогу до Москвы этих денег должно было хватить. Но когда она представила, что возьмет из его рук эту так походившую на подаяние мзду, ее едва не замутило.

Видя, что девушка не двигается с места, глядя на него, точно кролик на удава, ямщик посопел еще немного, потом, взяв руку Кати, втиснул в нее монеты и, развернувшись, молча пошел прочь.

И только у ворот почтового двора на миг обернулся, и вздрогнувшая Катя услышала его оклик:

— Ильинка, Федька Новоторжанин, не забудь, слышь!..

Мощная фигура в красном форменном кафтане скрылась за воротами. Дрогнувшие пальцы Кати разжались и монеты, зазвенев, упали в прелую траву. Несколько минут она стояла на берегу, тупо глядя на мутную, серую, быстро бегущую воду. Ухо уловило звон почтового колокольчика, и Катя вовремя сошла с дороги, увидев надвигавшуюся на нее усталую тройку, которая ехала к почтовой станции. Увиденное напомнило ей о баронессе. С минуты на минуту здесь может появиться ее экипаж, пора уходить.

Уже не колеблясь, Катя быстро собрала раскиданные в пыли колесами кибитки монеты, отряхнула ладошки и, перекрестившись на монастырские купола, пошла по дороге.

Ей удалось благополучно миновать заставу на выезде из города: дежуривший там пожилой офицер благосклонно принял алтынник, застенчиво вложенный ему в руку Катей и, не задавая лишних вопросов, пропустил девушку. И, невольно окрыленная своей первой удачей, она подумала, что не так уж и сложно путешествовать без бумаг. Были бы деньги…

Дорога вовсе не была безлюдной. Люди, пешие и конные, крестьянские подводы, кибитки, дребезжащие почтовые кареты время от времени проскальзывали мимо, обдавая девушку облаком пыли. У спешащей, как видно, на рынок торговки, что проехала на нагруженной товаром телеге, Катя купила шипучих кислых щей[2] в баснословно дорогой бутылке, и вскоре, когда городские стены растаяли за поворотом дороги, нашла себе укромное местечко на опушке леса, чтобы основательно перекусить.

Несмотря на свою худощавость, Катя была девушкой весьма прожорливой, и голод переносила очень тяжело. Поэтому корзинка опустела почти наполовину, когда она наконец почувствовала себя сытой. Но холодная еда и питье отнюдь не согрели, да и от земли тянуло промозглым холодом, и вскоре Катя уже снова шла по дороге.

День был хмурый, тучи закрывали солнце, пару раз вдалеке послышались раскаты грома. В любую минуту мог начаться дождь, и Катя прибавила шагу. Лес сменился лугом, за ним потянулись опустевшие поля и наконец домики деревни показались вдалеке.

Надеясь, что это именно нужная ей Ильинка, Катя ступила на деревенскую улицу. Почуяв чужака, забрехали за заборами собаки. У распахнутых ворот дома, откуда доносился перестук кузнечных молотов, стояли, разговаривая, трое-четверо явно нетрезвых мужиков. Все они как по команде уставились на приближавшуюся девушку.

— Отколь такая будешь, красавица? — услышала Катя, проходя мимо и, на всякий случай, прибавила шагу.

Не хватало только, чтобы они привязались к ней. Но к счастью, мужики остались на месте, только крикнули вслед что-то еще, разразившись взрывом грубого хохота. Не дай Бог, Новоторжанин окажется одним из них, подумала Катя. Такие, чего доброго, завезут в лес, надругаются и убьют…

Между тем на глаза ей попалась молодица, несущая коромысло с полными ведрами.

— Да вон он, дом Новоторжанина, — отвечая на вопрос Кати, та мотнула головой, указывая в конец ряда.

Поблагодарив ее и не замечая, что молодица с любопытством смотрит ей вслед, Катя добралась до указанного дома и толкнула тяжелую калитку. Едва она успела сделать несколько шагов по двору, раздался бешеный лай цепного пса, и Катя нерешительно остановилась.

На шум из дома выскочила баба в сбившемся повойнике, с плачущим младенцем на руках:

— Ну что зашелся опять, ирод? Только дите укачала…

Она осеклась, увидев Катю, помолчала мгновение, пристально разглядывая незнакомку, и сердито сказала:

— Чего надо?

— Доброго вам здоровья, — сдержанно сказала девушка. — Мне Федя Новоторжанин нужен, меня его кум Еремей отправил.

— Опять Еремка, прости Господи! — хмыкнула баба и принялась трясти плачущего ребенка, не спуская с Кати хмурого взгляда. — Ну и чего?..

— Ничего, — процедила Катя. — Мне в Москву надо, Еремей сказал, что Новоторжанин может меня довезти. Деньги есть, так что заплачу.

Баба потопталась на крыльце, ее хмурое лицо чуть разгладилось, став виноватым.

— Так нет его дома. Уехал еще спозаранку, повез кого-то. Раньше чем через три дни, сказывал, и не жди.