С этими словами он шагнул к ней, и Катя, встревоженная его настойчивым взглядом, попыталась отступить. Стрешнев удержал ее за локоть и с бесцеремонной усмешкой, не лишенной, однако, оттенка восхищения, принялся изучать ее лицо.
— Великолепный экземпляр, — произнес он наконец.
Это был мужчина лет тридцати, небольшого роста, но отлично сложенный. Густые каштановые волосы, схваченные сзади бархатной лентой, обрамляли мужественный овал лица, красивее которого Катя не видела никогда в жизни. Глаза — как голубое серебро, и бестрепетный взгляд их проникает в самые глубины души; точеный римский профиль, дразнящая улыбка, полная несказанного обаяния и притягательная, как самый черный грех…
Катя смотрела на него, точно завороженная, с ужасом начиная понимать, что происходит что-то не менее страшное, чем воскресение из мертвых барышни по имени Анна. Еще не до конца догадываясь, что ее ждет, она в отчаянии осознала, что совершила чудовищную ошибку, по доброй воле надев крестьянское платье. И может случиться так, что эта ошибка ввергнет ее в пучину такой беды, выбраться из которой ей уже никто и ничто не поможет…
— Красавица, — окликнул ее Стрешнев с улыбкой, — как зовут тебя? Ну не молчи же, дай услышать твой прелестный голос. Или ты немая?
Катя попыталась ответить, но слова не шли с омертвевшего языка. Не дождавшись ответа, Стрешнев подытожил:
— Ну что ж, это отнюдь не делает тебя менее привлекательной! Немая красавица — это так манит и интригует, и она ни в чем не уступает обычным болтушкам, коим нет числа…
— Сильвестр Родионович, вы в своем ли уме? — звенящим голосом произнесла Анна, которой Тимофей бинтовал руку носовым платком. — Как вы можете… у меня на глазах?..
По-прежнему не сводя глаз с Кати, Стрешнев небрежно бросил:
— Анна, дорогая, не берите в голову подобные мелочи. Зимин, — окликнул он безмолвного мужчину, что стоял у дверей, — вы сопроводите нашу воскресшую мадемуазель в усадьбу, а потом нагоните меня в дороге. Тимошка, отправляйся с ними.
— Нет! Я никуда больше не поеду ни с вами, ни с вашими людьми! — задыхаясь от слез, дрожащая Анна бросила на него пылающий гневом взгляд. — Я вас знать больше не хочу! Прикажите, чтобы меня отвезли домой, и сделаем вид, что мы никогда не были знакомы!
Стрешнев резко обернулся к ней:
— Не поздно ли вы спохватились, дорогая? Я никуда вас не отпущу, не надейтесь. Хоть на краю света отыщу и верну то, что мне принадлежит.
— Я вам не принадлежу, и принадлежать не буду! Господи, как я была глупа, что верила вам, хотя о вас ходило столько темных слухов! Неужели это все правда?
Молодой человек коротко рассмеялся.
— Что, неужели эти слухи перестали приятно щекотать ваше невинное воображение?
— Довольно насмехаться надо мной! — закричала Анна, отталкивая руку Зимина. — Имейте мужество сказать прямо, что вы обманывали меня. Иначе, клянусь вам, в свете все узнают, на что вы способны, и порядочные люди будут плеваться, услышав ваше имя!
— Анна, дорогая, — сквозь зубы процедил Сильвестр Стрешнев, — советую не забывать, что вы не в том положении, чтобы угрожать мне.
— Вы не посмеете! — вспыхнула Анна. — По вас острог плачет, и я вам обещаю, что рано или поздно вы там окажетесь!
Рванув к себе разъяренную девушку, и наклонившись к самому ее лицу, Стрешнев отчеканил:
— Закройте свой маленький рот, мадемуазель. Вы, с вашими экзотическими болезнями, считай, порченый товар, и я очень сомневаюсь, чтобы мне удалось сбыть вас с рук. Так что, помалкивайте, если не хотите снова оказаться не только в гробу, но и в могиле!
— Что?.. Что?.. — побелев, как простыня, Анна затряслась в его руках, ловя воздух широко распахнутым ртом.
Стрешнев с перекошенным лицом почти швырнул ее в руки Зимину:
— Увози ее отсюда! Я сказал!
Подхватив обмякшую, почти на грани обморока, девушку, Зимин перенес ее через порог и скрылся за дверью. Задержавшийся Тимофей, поколебавшись, сообщил:
— Прошу простить меня, барин, но эта девушка не из дворовых и даже не из числа крестьян вашей милости. Иначе я бы знал ее.
Произнеся эти слова, он поклонился господину и последовал за ушедшими. Сильвестр Стрешнев и Катя остались вдвоем у опустевшего гроба.
— Вот как? — Стрешнев бросил удивленный взгляд на Катю. — Кто же ты? Неужели беглая?
Катя обмерла, но через мгновение поспешно замотала головой:
— Совсем нет, сударь, уверяю вас! Прошу, отпустите меня, я тороплюсь.
Приподняв брови в знак некоторого удивления, Стрешнев выслушал ее и задумчиво произнес:
— Хорошо поставленный голос… правильная речь… наружность цыганки и… — он властно взял ее за руку, и провел пальцами по бархатистой коже. — И ухоженные ручки. Интересное сочетание, — заключил он и осведомился: — Так кто же ты? Должно быть, содержанка какого-нибудь барина, которая сбежала от своего господина?
— Нет, это не так. Я просто отстала от своих родственников в пути и направляюсь в Москву, — сказала она первое, что пришло в голову.
— Как знать, как знать, — усмехнулся Стрешнев, придвигаясь к ней вплотную.
Катя попыталась оттолкнуть мужчину, но тот надежно перехватил ее руки: