– Как в последний раз, – это мне по душе, Ян, это по мне! Я всегда так!
– С этого дня все не так, как всегда, будет! Сказал я, – в последний раз ешь, пьешь и спишь, значит, – в последний! После этой попойки я тебе пить больше вообще не позволю! Я тебя натаскивать начну и продолжу, пока не сделаю из тебя стоящего бойца, Войцех! Про пьянство ты у меня завтра забудешь, и вспомнишь про воинскую дисциплину!
– Ян, да ты что? Напился уже совсем, да?
– Когда я совсем напьюсь, в лес пойдем – тренироваться! Это после народных песен и плясок на столе! Так у меня заведено, порядок у меня такой! Обещал я себе, что по тебе спецназ сохнуть, как красна девица, будет! А данных себе обещаний я не нарушаю – никогда! И тебе – слово дам, что сделаю! Еще и торжественно!
– Ян, да ты… Да я…
– Да, точно. Мы надрались круче ирландских задир. Завтра начнем тренировки.
Я не вспрыгнул на стол, а свалился, засыпая. Придется пляскам подождать, пока я проснусь, как и моей девушке.
Глава 7
Агнешка и не подумала прерывать наше с поляком пьянство – она к нам и подойти не осмелилась. А мы о себе позаботиться были не в состоянии, так что ночь мы с ним провели валяясь в непотребном виде на так и не накрытом к ужину столе. Не просто мне далось отодрать себя от места перепоя и перейти на другое, покидая беспробудно дрыхнущего поляка. Экран компьютера засветил мне в сощуренные глаза раньше рассветного зарева. Черт… Хоть бы и не пробуждаться.
Сжимая руками больную голову, встал из-за стола и молча показал Агнешке на стул. Оборотился к стене, стараясь не смотреть на горящий адским огнем монитор. Среди режущего глаза сияния текст будто обрушен в бездну беспроглядного мрака. Похоже, что экран под моим кулаком пустил тонкие трещины, – просто, он пылает пламенем в моих глазах, а текст в моей голове падает в мглистые пропасти. Не знаю, что я написал, не понимая, что пишу, не различая написанного.
– Читай.
Оставил ее на время, отмахиваясь от ее вопросов, как от мух. Ищу тишину, темноту и холод. Только больную голову приклонить никак нигде не получается. Открыл морозилку – льда нет. Здесь мне буйной головы не сложить – надо продолжить поиск. Склонил трещащую и гудящую с вечера голову под краном и включил холодную воду. Стылая струя врезалась в шею, как нож, и я выдернул голову из-под воды. Право, как нож, право, как на плахе. Черт…
Заслышал сдержанный плачь Агнешки, подошел к ней, пригасил экран и оперся на спинку стула, склоняясь над ней… над ее хрупким плечом, осыпанном золотом ее волос. Она старается незаметно отереть глаза.
– Прочла?
– Вольф, я… Этот человек… Это ужасно… Он же прав и… Он подвергается опасности… Они же настигнут его и… Только что мы можем сделать?..
Я криво ухмыльнулся и сощурил косой глаз, хватая и стаскивая со стула девушку. Кружу ее, растерянную, и свечусь – ведь вокруг меня летают солнечные лучики ее волос.
– Вольф, хватит… Как ты можешь веселиться, когда кто-то мучается?
– Так же, как страдать, когда кто-то радуется!
– Вольф, ты же читал!.. Ты читал, в какой беде оказался этот благородный человек! Мы не можем не думать о нем, мы должны что-то сделать! Только нам нечем ему помочь!
Посадил ее себе на колени, утопая в ее волосах и впиваясь в ее шею поцелуями.
– Как же, нечем? Тебе есть, чем…
– Вольф, не трогай меня. Я прочитала его послание и… Я не могу думать ни о чем другом, кроме него… кроме горя и беды этого человека. Хватит, Вольф.
– Ты же сказала, что только и можешь думать об этом благородном человеке и его беде, – выходит, можешь думать только обо мне и моей беде, а моему горю ты помочь можешь.
Агнешка, негодуя, гордо вскинула голову, останавливая мою руку.
– Вольф, у тебя только одна беда на уме всегда!
Я ей в ответ вскинул отчасти выжженную кислотой бровь.
– Точно – одна. Но она не на уме, а… А на уме у меня их, как ос в улье.
– Вольф, я не поняла… Это что, ты написал? Ты это написал?!
– А то. Мое сочинение.
– Это что, еще одна твоя шутка, Вольф? Я ненавижу твои шутки, Вольф!
– Нет, я проверил просто, как ты среагируешь. Прямо так, как надо, среагировала – я прямо в точку попал.
Не позволил ей соскользнуть у меня с колен, и она возмущенно сверкнула на меня глазами. Правда, долго взгляда на мне она не удержала – отвела глаза, ненамеренно содрогнувшись.
– Ты подстроил мне… Ты специально сочинение за правду выдал и проверку мне устроил… Я же думала, что это правда, я же искренне…
– Для таких, как ты, искренних и сострадательных и написано… только главное – для состоятельных.
– Что?