Создавая перегрузку при выходе из пике, Казаков потянул штурвал, машина пошла на «горку». Акселерометр показал 3,2. По заданию нужно было получить 3,47. Казаков подналег на штурвал, чтоб подтянуть упрямую стрелку акселерометра до заветных цифр, и тут вдруг почувствовал, что штурвал сам пошел к нему… Казаков быстро глянул на командира:
– Ты зачем тянешь?
– Я не тяну, – удивился тот.
В этот момент машина сильно затряслась и пошла сама все круче вверх. Горизонт сразу исчез под ногами, а сквозь фонарь виднелась лишь бездонная синь неба.
Теперь уже оба летчика что было сил пытались отдать штурвал от себя, но он прижался к их животам и словно окаменел… Самолет же, пребывая как бы в конвульсиях, повалился на крыло, вошел в глубокую спираль и, постепенно разгоняясь, продолжал сам по себе «гнуть» чудовищную перегрузку. Вот тут Казаков и услышал первую фразу от командира:
– Экипаж, приготовиться к покиданию машины!
Казаков проговорил в ответ:
– Погоди, не торопись…
Но тут последовала исполнительная команда:
– Всем покинуть самолет!
Дальше события развивались еще живее. Казаков успел боковым зрением заметить, как Молчанов <…> схватил у себя над головой рычаг люка и сорвал его. В этот момент Казакова ошарашила декомпрессия. Командир, заторопившись, не разгерметизировал кабину постепенно. В силу почти мгновенного падения давления она наполнилась мельчайшей снежной пылью как туманом. На секунды ничего не стало видно ни в кабине, ни вне ее. Самолет, по-видимому, страшно ревел с открытым люком, но Казаков почти ничего не слышал: от декомпрессии в ушах будто полопались барабанные перепонки.
Когда же Казаков пришел в себя и в кабине буйные завихрения разогнали по углам снежную пыль, он увидел, что командира рядом с ним нет, нет и его кресла. Над местом, где он только что сидел, зияла квадратная дыра…
Кроме Молчанова, сразу же по его команде катапультировались еще два парня из кормовой кабины. Один из них – радист (
по штатному расписанию, стрелок-радист. – Прим. авт.) опустился вполне благополучно. Другой – опять же виной здесь торопливость – пострадал в силу нелепой случайности… Они катапультировались практически одновременно, чего никак нельзя было делать…»«Штурман, —
рассказывал Казаков, – впереди меня – я отлично видел – попытался сбросить аварийный люк, но тот приподнялся чуть и на перекосе заклинил. Потом выяснилось, что штурман не зафиксировал сперва свое кресло для катапультирования, и поэтому не сработали замки люка.