Ниже еще три пустых ячейки без табличек. Когда их займут, урны с прахом их семьи начнут наполнять следующий столбец, который отведёт муниципалитет, а через пятнадцать лет после похорон в самой нижней из них, они все будут преданы земле, потому что на перенаселённой планете нужно экономить место, потому что уход из жизни — часть нашей природы, и люди должны знать предел скорби и памяти.
После смерти отца он здесь бывал часто. Да, его родители и братья отвернулись от него, узнав, что он оказался (или стал, кому как удобнее считать) еретиком, но горе — есть горе. На похоронах он стоял среди них, почти не ловя косые взгляды. И хотя бы с матерью, которую он встречал здесь каждое воскресенье, Ксений очень хотел наладить общение. Они разговаривали около могильного ящика, вспоминали отца, перекидывались пресными фразами о погоде, о политиках. Ни разу они не заговорили о еретичестве. Ксений — потому что не хотел ранить воспоминаниями. Родителям, наверное, очень было тяжело узнать про ребёнка такое. Дальше пустых разговоров по десять минут эти встречи не зашли. Со временем она стала бывать здесь всё реже — горе утихло, да и время пенсионерки снова заняли растущие внуки.
Ему никогда не нравилась теснота городских кладбищ. Смерть близкого человека — это то, что не хочется разделять ни с кем, кроме самых родных. А здесь часто сталкиваешься с другими, такими же как и ты, но совершенно чужими людьми. Пара кивков и тихих приветствий. И нервная мысль, что тебе не дают остаться наедине с ушедшим.
Вот и сейчас слева около края шкафа встало трое мужчин. А Ксений не ждал сегодня других посетителей, всё же Синод идёт. Неожиданные посетители оглядываются по сторонам, видимо, не могут найти нужный коридор между этих одинаковых серых стеллажей. Один в старом светло-коричневом плаще и синей шапке (в мае-то!), другие в серых ветровках, грязноватых и засаленных. Странная компания, но не еретику осуждать людей.
В последний раз он был здесь полтора года назад на похоронах матери.
А еще здесь не хватает скамеек между шкафами. Ты не можешь прийти и сидеть рядом с тем, кто остаётся для тебя важным, даже когда его не стало. Нет урн, чтобы ты мог выкурить сигарету, хоть на пару минут притупить дымом рвущую сердце тоску. Только длинные пасмурные стеллажи по пять строк, которые тянутся на несколько десятков метров, и нумерация на торцах, чтобы найти нужную тебе точку в кладбищенской матрице.
Под запертыми ящиками с прахом родителей три свободных места. Если не случится внезапных смертей, то это стало бы местом для него и двух братьев. По крайней мере по закону он имеет на это право. Но странные (и точно негативные) перешёптывания родни на похоронах матери подтолкнули его к написанию завещания, где он указал развеять свой прах сразу после церемонии прощания. Посмертия нет, но всё равно не хочется беспокоить мёртвых, которым ты был не нужен при жизни. Да и приходящим будет лишь мешать то, что он занял место тут, под родителями. На церемонию, еще может быть, придут коллеги и братья с семьями, им положено по этикету, а вот потом кто стал бы его навещать? Да и дойдёт ли теперь до этого самого прощания…
Ксений всё равно достал и зажёг сигарету. Потом спрячет окурок обратно в пачку. Не стальной он. Да и штраф за дым в общественном месте скоро покажется такой мелочью.
К той троице, что стоит слева в метрах пятнадцати от Ксения, присоединился четвёртый — рослый, с трехдневной щетиной и красными глазами. Выглядят, как типичная компания выпивох. Они снова огляделись по сторонам и резко направились в его сторону. Киреев удивлённо обернулся. Встретился взглядами с идущим впереди.
— Держи еретика!
Сначала он впал в ступор. Незнакомцы делают шаг. Другой. Начинают бежать. Когда между ними осталось метра три, он наконец-то смог двинуться с места. И дал дёру.
Сначала прямо. Пробежать этот стеллаж. Шаги слышатся всё ближе. Свернуть резко направо. Еще немного и потом снова направо. К выходу.
Бежать тяжело. Уже ноют прокуренные лёгкие. Ему повезло, что бегуны из преследователей тоже плохие. Даже кажется, что они пьяны. Он обернулся.
Рядом, уже почти может дотянуться, один из них. Тот, что в плаще и шапке. В руках у него нож! Он неуклюже занёс его над головой, как злодеи в дрянном кино. Остальные бегут с короткими арматурами.
Ксений ускорился, что есть мочи. Кажется, еще чуть-чуть, и он не сможет дышать. Но выход близко. Едва он пролетает в дверь, за которой стеклянная будка охранника, как начинает звать на помощь.
Надо отдать должно молодому парню в тёмно-синей форме. Ему хватило пары секунд посмотреть на преследователей, чтобы выскочить в коридор. Ксений, от слабости в теле, упал. Преследователи, что уже добежали, начали бить ногами. Не резать ножом или пробивать голову стальными арматуринами…
Охранник резко подскочил к спинам напавших и начал бить шокером. Никто из них не замечал паренька, пока уже не начинал биться в судорогах от удара в бок или шею. Не прошло и полминуты, как на пол упал последний.