Бог играет в кости (СИ)

— Говорил же: я хороший хакер. Никто не узнает…

— Тебя же поймали на крючок!

— Это было давно. Я был тогда еще дурак, свои же и подставили.

— А сейчас?

— А сейчас нет никаких «своих». Что знают двое — знает и свинья, поэтому я один. А вы меня не выдадите.

— С чего ты взял?

— А что, не так? Сами мне секретные дела подсунули.

— Ладно. Убедил… Найди мне этих троих. А я…

Несмотря на возбуждение, я всё время зевал.

— А вы спать ложитесь. Знаете, когнитивные функции головного мозга напрямую зависят от серотонина, выделяемого…

— Ладно, ладно, умник. Согласен.

Не раздеваясь, я вытянулся на тахте. Ноги не поместились, и неудобно свисали с края, но мне было уже всё равно.

АЛЕКС МЕРФИ

…Испытание оказалось гораздо страшнее, чем я подозревал: тонкий канат над ямой с горящей нефтью. Задыхаясь, ползу, как муравей, над огненной пропастью. Одежда и волосы дымятся, спина превратилась в сплошной ожог… Даже не подозревал в себе такую волю к жизни.

В следующий раз — еще веселее: отвесная стена. Без страховки, босиком… Задрав голову и не увидев в темноте, где она кончается, я осознал: до верха не доберусь. Представил, как это будет: пальцы устанут, я сорвусь и полечу вниз… Снова затошнило, слюна стала горькой. Я уткнулся лбом в камни, и застыл, пережидая приступ.

В спину уперся ствол автомата. Я не шевелился. Удар… Еще один… Черт. Придется лезть, а иначе они забьют меня прямо здесь.

Стена была гладкая, с крошечными трещинками, в них едва можно было просунуть кончики пальцев. Один раз из-под руки вывернулся камень, на который я только что перенес вес. Падение удалось затормозить, ободрав до костей пальцы и колени и сорвав два ногтя… Горячий ветер сыпал песком в глаза, отрывая тело от зыбкой, ненадежной опоры. Но я, сцепив зубы и стараясь дышать как можно ровнее, сантиметр за сантиметром полз вверх, почти вслепую, ощупывая трещины потерявшими чувствительность пальцами…

Сам не понял, как добрался до верха. Лежа на плоской крыше и глядя в черное, без единой звезды небо, я плакал. Бесконечное одиночество и безысходность овладели моей душой. Какой смысл бороться? Однажды я не справлюсь: сорвусь, утону, сгорю… Однажды моей удачи не хватит.

На этой крыше — крошечном пятачке два на два метра, рядом с выбеленными солнцем костями другого несчастного, я понял, что уже не выберусь. Баста, это мое последнее приключение.

Подобравшись к краю, я заглянул вниз. Ничего не видно… Налетел горячий ветер, высушивая слезы и пот, кожу стянуло. Сразу заболели все царапины и ссадины, нестерпимо заныли кончики пальцев с сорванными ногтями… Если б я видел землю, я бы прыгнул. Во всяком случае, надеюсь… Но казалось, что эта голодная пустота не имеет дна, что я буду падать целую вечность, что мучительный полет не прекратится никогда…

В камеру я вернулся опустошенный, отказался от завтрака, лег и отвернулся к стене, чтобы не видеть сочувствующего лица Кидальчика.

* * *

На следующий день, незадолго до захода солнца, я мрачно сидел на циновке, ожидая ночи.

Старик присел рядом, чего давно уже не делал, и протянул мне… волчок. Он удобно лег в ладонь. Дерево потемнело, острие скруглилось от бесконечного вращения. На каждой из четырех граней были выжжены буквы…

— Моего деда звали Шолем Кацман. Он жил в бедном районе Витебска, раньше такие называли гетто… Этот дрейдл передается в нашей семье по наследству, он был моей первой игрушкой. — старик взял волчок и привычным движением пустил его на пол. Тот бешено завертелся. — На его гранях — буквы. «Нун», «Гимель», «Хей» и «Шин». Нес гадоль хайя шам… Это значит: Чудо великое было там… — волчок всё крутился. — Дети из бедных еврейских кварталов, получая на Хануку свой первый дрейдл, приобщались Нотарикона и Гематрии. То есть, науки букв и чисел…

— Зачем вы всё это мне говорите? — в первую очередь, я не понимал, откуда он берет эти игрушки. Сначала — дайсы, теперь этот загадочный дрейдл…

— А еще его использовали для одной простой игры. — продолжил Кидальчик, как будто не услышав моего вопроса. — Эти же самые буквы в немецкой транскрипции означают: Nichts, Gans, Halb, Stell. Ничего, Всё, Половина, и Ставь.

— Зачем это всё? — повторил я настойчиво.

Он, вздохнув, достал из кармана кубики, теперь три штуки, и покатал их на ладони.

— Скажите число. Любое.

— Два.

Он только улыбнулся. Раскрыл ладонь, каждый дайс показывал двойку.

— Это легко. Давайте что-то еще.

— Пятнадцать…

Он снова открыл ладонь: 6+5+4.

— А знаете, что интересно? Пятнадцать — гематрия слова «предатель», богед.

— Бред какой-то.

Я снова вспотел.

— Меня зовут Александр Кацман. Я — математик, дорогой друг, и не верю в совпадения… Только цифры. Число — есть сущность вещей. Пространственные и временные отношения зависят от численных соотношений. Всякий предмет имеет свой прообраз в духовном мире — зародыш, из которого он развился. Так как сущность вещей — число, то тождество численного значения предметов доказывает тождество их сущностей…