Вошли, потопали в коврик, покашляли… Тишина. В прихожей сумрак, не видно толком ни стен, ни того, что находится дальше…
— Эй, есть кто дома? — мы прошли в пустой холл.
— Добро пожаловать. — голос шел с лестницы, которая вела на второй этаж.
Я вскинул пистолет.
Легонько касаясь перил, вниз сошла темная фигура: в тусклом свете, льющемся из дальних окон, больше ничего не было видно.
— Не вы ли случайно являетесь гражданином Калиевым? — задал витиеватый вопрос Михалыч.
— Не случайно — я. А вы — господин Иван Свиридов.
— Можно просто Михалыч, и без господина. — напарник убрал оружие. — А… откуда вы узнали?
— По голосу. А вы… — он повернулся в мою сторону.
Я тоже спрятал пистолет, сделал несколько шагов вперед.
— Воронцов. Илья Воронцов. Крестник, кстати сказать, покойного Кремлева…
Сам не знаю, почему начал именно с этого.
— Потеря, ощутимая для всех нас. — Калиев вышел на свет.
Он был высок — выше меня, и очень широк в плечах. Борец, — сразу пришло на ум. Волосы короткие, серебристо-белые, что сильно контрастирует со смуглой кожей. Одет в вязаную кофту на пуговицах, белую сорочку, открывающую крепкую коричневую шею, мягкие штаны и домашние шлепанцы.
— Можете включить свет. — предложил он. — Я привык обходиться так, но вы — гости. Входите, я вас ждал.
— Ждали?
Я был более чем удивлен.
— Разумеется. Я знал, что вы, господин Воронцов, ни в коем случае не поверите в случайную смерть вашего крестного. — он развернулся, и повел нас вглубь дома. — А значит, в скором времени мы познакомимся. Во всяком случае, я постарался сделать всё возможное в данных обстоятельствах, чтобы это случилось.
Мы с Михалычем только переглянулись.
— А откуда вы знакомы с Константин Петровичем? — Михалыч профессиональным взглядом обшаривал просторную, но скудно обставленную гостиную. Тяжелые, плотные шторы, пара плюшевых кресел, овальный столик, диван…
— Простите за неуют. — будто уловив мои мысли, произнес Калиев, игнорируя вопрос Михалыча. — Сам я спартанец, гостей не принимаю. Да и жилье это — временное.
— Вы прячетесь? — спросил я, по его приглашению опускаясь в одно из кресел. — После смерти Кремлева?
— Гораздо дольше. Три месяца, после похищения одного моего коллеги… Собственно, когда стало ясно, что я — следующий. Константин тоже был под ударом, но скрываться не пожелал. Не тот характер.
Я вскочил. Прошелся по вытертому ковру, под которым скрипели половицы. Выглянул в окно…
— Ни-че-го не понимаю! Какие-то шпионские игры, право слово…
— Я всё расскажу. Во всяком случае, ту часть, которая напрямую касается вас. — он был спокоен, как индеец под пыткой.
— На меня тоже покушались, знаете ли… Три раза, по меньшей мере.
— И это не конец. — он наконец улыбнулся, сверкнув белыми, крупными зубами. — Но не расстраивайтесь. У вас удивительный талант выживать, господин Воронцов. И у вас, — он кивнул Михалычу.
— Другие с войны не возвращаются. — хмыкнул мой напарник.
— Ваша правда. — он склонил голову. В черных стеклах мелькнуло отражение моего лица.
Он всё это время был в темных очках. То есть, сначала мне показалось, что у человека просто плохое зрение, но потом я понял, что линзы непроницаемо черные.
— Вы с дороги. Чай? Кофе? Горячий обед?
— Кофе! — единодушно решили мы.
Калиев кивнул, поднялся, и скрылся за одной из портьер. Я сел рядом с Михалычем.
— Странный тип. — сказал он шепотом.
— Согласен. — кивнул я. — Надеюсь, пользы от него окажется больше, чем загадок. А то развели тут…
— Детектив. «Шпион, пришедший с холода».
Я вопросительно поднял бровь.
— Да ты что, Романыч, совсем не читаешь? Ле Каррэ! Это у них такая секретная метафора: когда шпион работает под прикрытием, он как бы «на холоде». Не дома, значит.
— Художественная правда. — я, тоже шепотом, согласился. — Вот в последние несколько дней я прям чувствую, что у нас не все дома… Отец темнит, этот Рашид темнит…
— «Этот Рашид» сейчас вам всё объяснит! Простите, у меня довольно тонкий слух.
Войдя, он поставил на столик поднос, снял с него фарфоровые чашки с блюдцами, одну подал мне, другую — Михалычу. Я осторожно пригубил кофе.
— По-венски. Вам не мешает взбодриться. — объяснил хозяин.
— Вкусно… — деликатно кивнул Михалыч. Он явно был озадачен.
Я, признаться, тоже не был уверен в своих ощущениях. По точности движений, силе тренированного тела было ясно, что наш собеседник — незаурядный боец. Но иногда, на доли секунды в нем вспыхивала искра неуверенности. Рашид замирал, слегка откинув голову, как бы прислушиваясь, но затем быстро приходил в себя.
То ли из-за этой мгновенной растерянности, то ли из-за темных очков создавалось впечатление, будто он чего-то ждет. Как если бы дикого зверя поместили в клетку, и он с нею свыкся, смирился с неволей, но иногда инстинкты заставляют принюхиваться к ветру… А может, я просто заразился мистикой из папок Шефа.
— Итак, господа: начну с того, что я — старинный друг Константина Петровича и вашего, господин Воронцов, батюшки…
— Вы знаете, кто убил Кремлева?
Он замолчал. Побарабанил пальцами по подлокотнику, будто решая, что нам сказать.
— Кто — не знаю. Простите, господин Воронцов…