Бог играет в кости (СИ)

Кидальчик уже какое-то время тряс меня за плечи, но я не обращал внимания. Он ударил меня по щеке. На языке появился горько-кислый, металлический вкус. Живот свело страшной судорогой, челюсти тоже. Если б у меня началась рвота, и тогда я не смог бы открыть рта.

В оцепенении я наблюдал, как перед мысленным взором пляшут пылинки. Они прилипают к холодной, липкой коже. Пыль набухает, становится красно- жидкой и течет с тела на землю… Каждая пылинка — чья-то жизнь.

— Алекс! Придите в себя! Да что ж такое… И воды нет, как на грех… Я же предупредил, это всего лишь гипотеза! Я не думал, что вы так это примете… Простите меня, ради Бога!

— Не извиняйтесь. Вы правы. — голос был деревянным, чужим. Слова с трудом проталкивались сквозь горло, а язык распух и не слушался.

…Это было в Лас-Вегасе: я устроил себе каникулы после окончания колледжа. Меня привлек столик, за которым играли в Бак Дайс: игрок бросает три кубика, они показывают случайное число очков. Раз за разом: шестерки, тройки, четверки… Чем больше точек на гранях кубика — тем богаче становится игрок.

Тогда мне в голову и пришла впервые эта мысль: я — банкомет, который раз за разом выбрасывает наибольшее число. Я ничего не могу с этим поделать, я так устроен. Обречен на везение.

Но ведь есть еще понтер! Не бывает игры в одни ворота, не может быть постоянного выигрыша… Когда-нибудь я проиграю, и придется платить за всё! Вот! Вот откуда моя уверенность, что должна быть расплата… Но видите ли, моя хромая удача рассудила, что я — слишком ценен для того, чтобы расплачиваться своей шкурой. И стала «переводить стрелки»: на мою девушку Кейт, на агентов ФБР, на незнакомых людей из автобуса… Интересно, что случилось с тем следователем, Воронцовым? По идее, мое подсознание должно было счесть его идеальной мишенью…

Что будет, если я задумаю убить себя? А если мое подсознание этого не захочет, и снова отыграется на ком-то другом?
 — Дядя Саша!

— Слушаю, мой друг…

— Ваши сегодняшние неприятности — моих рук дело? Признавайтесь!

Он грустно улыбнулся.

— Скорее, моих собственных. Точнее, моей гордыни… Захотел сравняться с гением. — увидев мой недоуменный взгляд, он пояснил: — попробовал действовать, как вы. На интуиции.

— И что?

— Просадил миллион.

— Тогда вы легко отделались… Ой, простите.

Я испытал облегчение. Тут же устыдился, но ничего не мог с собой поделать. Хоть здесь виноват не я…

— Вы правы. Пока что я им нужен. Браться за вас всерьез они боятся, так что я остаюсь запасным вариантом. К тому же, убивать курицу, несущую золотые яйца…

Я слушал его и молчал. Какая-то мысль не давала покоя… Что-то, что я слышал совсем недавно, может быть, сегодня… Что говорил Кидальчик по поводу удачи? Нет, не то! Что-то было на днях… Я нащупал в кармане дрейдл, вынул его и стал разглядывать буквы. Как он говорил? «Чудо великое было здесь!»

Наклонившись к старику, я чмокнул его в заросшую щеку. Он встрепенулся, не понимая, в чем дело.

Продолжайте нести золотые яйца! Мы скоро выберемся из этой духовки!

ГЛАВА 21

ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ

Дачный поселок: кое-где над мокрыми крышами поднимаются дымки. На голых ветках высоченных тополей, теснящихся вдоль дороги, изредка перекрикиваясь, хохлятся угрюмые вороны. Дорога разбита вусмерть, в колеях — черные лужи от недавней оттепели. Машина в них переваливается, как беременная утка. Сырой, пахнущий углем воздух оседает жирными каплями на ветровом стекле. Дворники размазывают их в серые полосы. Михалыч то и дело поглядывает в зеркало заднего вида: всё время кажется, что за нами следят.

…Весь мир утыкан камерами. На улицах, на загородных трассах, у входов в супермаркеты, заправочные станции — везде, куда ни плюнь. Камеры в телефонах, а над головой — спутники… Аэропорты, госучреждения, общественные центры…

— Романыч, вроде похожий забор, глянь? И деревья…

— Деревья везде одинаковые! — я оглядел голые ветки, прочеркивающие серое небо.

— Не скажи… Вон на том участке — одни елки да туи, вдоль дороги — ветлы, а внутри этого, как на фотке — яблони… Видишь, стволики побелены? И крыша вроде такая же. Только мужика с лопатой не видно. Зайдем, посмотрим?

Я оглядел виднеющийся за кованым забором участок. Правда похоже. Но свет не горит, дыма из трубы тоже не видать… Ладно, в крайнем случае скажем, что ошиблись.

Добротная кованая калитка с легким скрипом отворилась. Михалыч пошел первым, непринужденно засунув руки в карманы. Я — за ним. Дорожка к входной двери чистая, видны следы метлы на тёмно-красной, ромбами, плитке; по бокам — подтаявшие, ноздреватые кучи снега.

Я оглядел сад. Пусто… Только голые деревья, в которых мой напарник опознал яблони. Низкое багровое солнце светит сквозь забор, отбрасывая длинные, решетчатые тени… Где-то далеко грохнуло, я от неожиданности вздрогнул. С деревьев взвилась туча ворон и повлеклась прочь.

Снова мурашки. Матерые такие, в подкованных армейских берцах.

Входная дверь приоткрыта. Чуть заметно, на щелочку. Что за дела? Забыли запереть? Или специально оставили? Не скрываясь, я достал пистолет.