Бог с синими глазами

Настоящий мужчина, мечта любой европейской женщины, шлепнулся на нижний мозг и, держась за травмированное сокровище, закачался, словно ванька-встанька. Его бойцы подбежали ко мне и, злобно кудахтая, замахнулись прикладами. Сквозь подвывания Рашида прорвалась какая-то команда, видимо, запрещающая портить товар. Нас с Таньским подхватили со стульев и волоком, не развязывая нам рук, вытащили из трейлера. Затем, толкая в спину и возмущенно вопя, погнали к нашему термитнику, где и оставили. Руки нам так и не освободили.

Минут десять мы, сопя, пытались освободиться самостоятельно. Ничего не получалось.

– Неужели придется зубами? – с отвращением посмотрела на грязные и засусленные веревки Таньский.

– Ага, нам только кишечной инфекции не хватало для полноты ощущений, – мрачно проворчала я, безуспешно дергая руками. – Развяжут рано или поздно сами, мы ведь денег стоим, забыла? У Рашида вава пройдет, он успокоится, и нас развяжут.

– Здорово ты его! – хихикнула Таньский. – И где только научилась?

– Не поверишь – впервые в жизни попробовала. Но мне понравилось.

– А вот Рашиду, судя по всему, не очень. Разозлила ты его, думаю, капитально, – сочувственно толкнула меня плечом подруга. – Что теперь будет?

– Можно подумать, до того, как я его обидела, перспективы у меня были самые радужные, – тяжело вздохнула я. – А так хоть душу отвела. К тому же на сегодняшний вечер мой ангажемент скорее всего пропадет. Игривое настроение я Рашиду отбила. Вместе с охотой. Надеюсь.

– Что делать-то будем?

– Сейчас – сидеть и ждать.

– Чего ждать?

– Реакции.

И реакция последовала. Но вовсе не та, какой можно было ожидать. Где-то часа через два в наше убежище проскользнула Гюль. В руках она держала только кувшин с водой, еды видно не было. Ну, это понятно. И за воду спасибо.

Гюль тем временем подошла к нам и, покопавшись в складках своего кокона, вытащила нож. Я инстинктивно шарахнулась в сторону, но Гюль успокаивающе положила руку мне на плечо, а затем перерезала веревки.

– Спасибо, Гюль, – с невольным стоном поблагодарила я, растирая затекшие и распухшие руки. Та неожиданно убрала с лица закрывавшую его тряпку и, серьезно глядя на меня, прошептала:

– Я помогу тебе. Ты смелая. Потом ты сможешь помочь мне. Одна я боюсь.

– Чего боишься? – автоматически переспросила я, опешив от неожиданности. Заговорила наша молчунья, да еще на очень неплохом английском, во всяком случае, гораздо более грамотном, чем у ее мужа. К тому же оказалась совсем молоденькой и очень-очень красивой. И грустной.

– Рашида боюсь. – Губы Гюль задрожали. – Ты не представляешь, какая это тварь, что он сделал с моей жизнью! Но я была одна здесь, а теперь появились вы. Втроем мы сможем убежать, я знаю как. Я уже давно придумала. Я все это время только об этом и думала! – Тонкие пальцы судорожно сжались. – Я…

– Гюль! – послышался рев снаружи. Вождь, похоже, оклемался.

– Мне надо бежать. Потом поговорим, – зачастила Гюль. – Вот, возьми. – И она протянула мне небольшую коробочку из пластика.

– Что это?

– Это специальная мазь, я сама ее сделала, рецепт мне бабушка рассказала. Я для себя делала, но не успела. – Голос девчонки дрогнул. – А тебе она поможет. Ты сейчас намажь этим все тело, и где-то через час оно покроется пятнами и сыпью. Будет ужасно чесаться, но ты не бойся. Это все быстро пройдет, если вымыться хорошенько. Зато выглядеть будешь так, что Рашид вряд ли тебя захочет. Ради этого стоит потерпеть, правда? – улыбнулась она.

– Господи, Гюль, если бы ты знала… – От счастья, от огромного облегчения все слова вылетели у меня из головы и затеяли танцы где-то наверху. Я лишь сидела, глупо улыбаясь и прижимая к груди заветную коробочку.

– Гюль!!! – Рев стал угрожающим и приблизился.

– Я побежала. Удачи тебе. – И, снова спрятав лицо и покорно согнувшись, моя спасительница тенью выскользнула наружу.

А мы с Таньским немедленно приступили к обезображиванию меня. Мазь выглядела странно и пахла странно. Не противно, нет. Но необычно. Для натирания пришлось пожертвовать остатками шали Таньского, потому что руками возюкать мы опасались. Зачем нам сыпь на ладонях, тем более у Таньского? Тут даже такая дубина, как Рашид, заподозрит неладное.

Именно по этой причине намазывалась я в основном самостоятельно, поручив Таньскому труднодоступные места. Нет, не те, которых может достичь лишь самая лучшая в мире зубная щетка, а спину. Всего-навсего спину.

Где-то с полчаса пришлось посидеть без одежды, пока мазь впитывалась. А потом она впиталась…

Я не знаю, с чем сравнить те незабываемые ощущения, с радостным визгом обрушившиеся на меня. В моей жизни подобных встреч еще не было. Причем действие этого снадобья начиналось поэтапно, в той же последовательности, в какой я намазывалась. Словно армия кусючих насекомых, выполняющая план «Барбаросса».

Я могла бы сказать, что зуд был невыносим. Но не скажу. Потому что зуд был ужасный, изматывающий, сводящий с ума, но – выносимый. Я еще и не такое смогла бы вынести, вытащить, выволочь на себе ради избавления от сладостной перспективы оказаться в жарких объятиях Рашида.