Бог в поисках человека

Показательно то обстоятельство, что как в Иудаизме (в Талмуде), так и в христианстве, наряду с письменной традицией выступает устное предание, память при этом практически упражняется[661]. Для раннего христианства традиция постольку является конституирующим началом, поскольку в проповеди всякий раз заново происходит сообщение откровения, которое, будучи уникальным событием, лежит в основании керигматической традиции Церкви[662]. При этом, мы должны обратить более пристальное внимание на следующие три ступени: основание общины Иисусом Христом (вместе с формулировкой основного содержания Его учения), послепасхальная община (со своей собственной традицией, которую мы можем почувствовать в источниках, связанных с логиями) и, наконец, ранняя кафолическая традиция, сформировавшаяся в борьбе с еретическими течениями (в числе прочего – Евангелие от Матфея). Здесь Церковь сознает свою собственную историчность, а традиция решает теперь задачу «сохранения Церковью своей сущностной “самости” и непрерывной самоидентичности в историческом процессе»[663]. Об этом убедительно свидетельствует и Павел (1 Кор 15, 1–5; Гал 1, 2). Апостол не знает никакой противоположности между Евангелием (

kerygma) и традицией. – Пасторские послания добавляют к этому связь традиции с successio apostolica – апостольской преемственностью, {231} совершающейся через рукоположение и paratheke[664]

. Тексты Луки, послания Петра и послание Иуды также позволяют увидеть становление традиции, а послания Иоанна (ср. 2 Ин. 9) указывают, кроме того, на важность свидетельства апостолов, видевших собственными глазами и слышавших собственными ушами. Они – носители традиции, которая противостоит неукорененным в Благой вести новшествам и, тем самым, одновременно гарантирует непрерывность возвещения этой вести «от начала». К тому же, именно в писаниях Иоанна особе место отводится действию Духа Божия. Как «Дух истины» Он – именно та сила, «благодаря которой вознесшийся Господь хранит Церковь в ее истине»[665].

– Такое понимание традиции в последующие времена было подхвачено и многообразно развито. Первое послание Климента, которое черпает свои рассуждения существенным образом из богословия Ветхого Завета, подчеркивает необходимость successio apostolica, ссылаясь при этом на Ис 60, 17. Правда, оно фиксирует непрерывность в наследовании «служебных полномочий», а не в принадлежащем традиции «догматическом» понимании. Это послание воспринимает традицию, а равно и

regula traditionis (ho kanon tes paradoseos), имея в виду в первую очередь сохранение «правильного возвещения» [Благой вести]. Покуда это возвещение, как подчеркивает Дидахе, не выходит за рамки того, «что было сообщено доселе»[666], единство веры сохранено.

– Поскольку для отцов Церкви традиция была столь бесценным достоянием, они считали для себя необходимым ради сохранения веры в согласии с апостольским преданием выявлять историческое измерение traditio и настаивать на фиксации общеобязательного credo

. Вплоть до V в. именно радикальная полемика вокруг христологии и тринитарного учения не только привлекала внимание к историчности [как таковой] и, тем самым, исторической обусловленности актуального в каждый конкретный момент credo, но также демонстрировала необходимость общего regula fidei (правила веры). Вселенский Собор, как вновь созданный церковный институт, отныне подчеркивал и гарантировал авторитетность и конституционность того образца веры, который исповедовался в новом словесном обличье, присущем credo, и, тем самым, оберегал единство Церкви. Таким образом, на носителей церковной традиции не только возлагалась дополнительная ответственность; именно задача сохранения традиции вынуждала их к тому, чтобы брать на себя апостольскую вероучительную миссию.