Бог в поисках человека

Что касается veritates profanae, то в ходе соборных обсуждений было разъяснено, что вероучительные задачи толкования Священного Писания не препятствуют тому, чтобы должное внимание было также уделено научному подходу в отношении этих «профанных истин». Более того, ошибки агиографов[534] подчеркивают то обстоятельство, что слово Божие имеет для нас силу постольку, поскольку оно облечено «в наши одежды»[535]. Тем самым, учение о безошибочности Священного Писания помещено в другой контекст. На место апологетической ограниченности приходит сотериологическая открытость. Поскольку Бог говорит нам, Он Сам собирает общину тех, кто Его слышит, – Церковь, в которой слово засвидетельствовано как живая действительность спасения. Следуя одному выражению апостола Павла, мы могли бы сказать, «что все книги Священного Писания стойко и достоверно, без изъянов и ошибок учат истине спасения»[536]

. Именно этот новый взгляд, утвердившийся на Соборе после многочисленных интенсивных и противоречивых заявлений[537], богословская комиссия смогла зафиксировать в следующей формулировке: «При помощи выражения salutaris мы никоим образом не стремимся дать понять, что Священное Писание не во всех своих частях носит боговдохновенный характер и не во всех своих частях является словом Божиим; ср. то, что говорится в тексте (1964 г., Форма II) в смысле энциклики Providentissimus. Невозможно, чтобы “слово истины и благовествование вашего спасения” (Еф 1, 13; ср. 2 Кор 4, 2 и т. д) не учило “истине спасения”»[538]

. Тем не менее, богословская комиссия заменяет выражение veritas salutaris, вызвавшее многочисленные возражения отцов собора; ведь эта формула, противопоставленная veritates profanae, могла, пожалуй, быть понята в смысле ограничения боговдохновенного характера Св. Писания. Подчеркивая человеческое авторство (авторство агиографов), богословская комиссия говорит об истине, «которую Бог нашего ради спасения пожелал запечатлеть в Священных Писаниях»[539]. «Истина» здесь никоим образом не должна пониматься как материальный объект, «который мог бы впоследствии столкнуться с другими истинами, так что Священное Писание могло бы в результате быть разделено на безошибочную и боговдохновенную часть, с одной стороны, и не боговдохновенную, а потому не свободную от ошибок, часть, с другой»[540]

. Упомянутая здесь «истина» есть, скорее, формальный объект, «в этой форме было создано все Писание и предстоит нам до сего дня»[541]. Даже если таким образом и не разъяснено до конца, как такая «истина» соотносится с теми высказываниями в Священном Писании, которые утверждают определенные veritates profanae, тем не менее установлено в качестве позитивного результата, что «Библия потому является Священным Писанием, что Бог в ней неколебимо и достоверно, без изъянов и ошибок засвидетельствовал ту истину, в которой мы, люди, нуждаемся для нашего спасения»[542]

. Этот взгляд приводит в конце концов к Догматической Конституции Второго Ватиканского Собора «Dei Verbum» (о Божественном откровении)[543].

bb) Догматическая Конституция II Ватиканского Собора «Dei Verbum»

После упорной борьбы и многообразной подготовительной работы[544] II Ватиканский Собор высказался в своей Догматической Конституции «Dei Verbum» {184} о Св. Писании и его боговдохновенности. В третьей главе этой Конституции содержится краткое изложение церковного учения о боговдохновенности Писания, его истинности (безошибочности) и принципах католического толкования Писания[545]. Как подчеркивает Статья 11, особая природа Св. Писания как «сосуда спасительного откровения Божия»[546] не допускает никакого ограничения Божественного вдохновения.