Бог в поисках человека

Писание нерасторжимо связано с традициями, как это обнаруживается, во-вторых, там, где речь идет о вере и ее толковании, о надежном установлении «святости» того или иного места или «отправления культа»[740]. Откровение и вера не могут быть постигнуты вне традиции, поскольку Писание само есть придание традициям языковой формы; его «становления и видоизменение… взаимное притяжение [его частей] равно как и его {261} оформление… происходило в значительной степени за пределами письменной фиксации, за счет передачи из уст в уста»[741]. Но помимо этого и содержание, передаваемое из поколение в поколения в письменной форме «постоянно раскрывало себя применительно к новым событиям»

[742]. Здесь достаточно вспомнить, к примеру, о заключении Завета, об опыте исхода, которые постоянно актуализируются, и высвечиваются как горизонт истолкования даже в вавилонском пленении. Решающим при этом остается Откровение Яхве, возвещенное отцам и записанное в Торе. «Наряду с ним в позднем иудаизме все большее значение приобретает устная традиция (“предание отцов”); благодаря ей закон толкуется, дополняется и применяется к новым ситуациям»[743]. Раввинское учение явно подчеркивает равноправие писанного закона и устного предания. «Моисей принял Тору на Синае и передал ее Иисусу Навину, Иисус патриархам, патриархи пророкам, пророки передали Тору мужам великой синагоги […]. В непрерывной цепи знатоков писания […] традиция передавалась дальше от поколения к поколению»[744]. Легитимность такой традиции, которая – в ее существенных чертах – актуализирует писание, должна продемонстрировать экзегеза. Она всегда оставалась в иудаизме существеннейшей задачей, «поскольку Писание и традиция неразрывно связаны друг с другом»[745]

. Традиция обретает такую легитимность через доказательство соответствия ее положений Писанию. Запись таких положений состоялась в существенных чертах в Мишне и обоих Талмудах [Иерусалимском и Вавилонском].

Что касается Нового Завета, то здесь традиция имеет свое основание в Самом Иисусе Христе. Поэтому она «конститутивна для раннего христианства»[746]. Тем не менее, ветхозаветные мессианские обетования не могут быть непосредственно в него «вчитаны» в смысле непрерывного их исполнения – В. Каспер говорит в этой связи о «грамматике»[747], – но все же могут быть поняты как «исполнение» закона и пророков в широком смысле (ср. Мф 5, 17). Это не выводимая из чего-либо иного окончательность самооткровения Бога в Иисусе Христе – как некое eph ‘hapax

[748], т. е. некое событие, соединяющее в себе «историческую однократность и внутривременную значимость»[749], – {262} прочно удержано и одновременно актуализировано в церковной традиции возвещения. Что здесь, «как и в иудаизме, традиция играет конституирующую роль»[750], показывает Павел, когда пишет в первом Послании к Коринфянам: «Ибо я первоначально преподал Вам, что сам

принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, а потом двенадцати» (1 Кор 15, 3–5).

– Новозаветное формирование традиции подразделяется на три ступени: первая из них состоит в обращении Иисуса к избранному Им Самим кругу двенадцати апостолов и их обучения после «галилейского кризиса». Эти события укорены в том, что Иисус из Назарета провозгласил закон и пророков решающим обстоятельством, в то же время подчинив их богооткровенной воле Яхве и, тем самым, критически оценив иудейско-раввинскую традицию. (Мф 5, 17–48; 15, 1–20; Мк 7, 5–13). Следующая ступень формирования традиции совершается посредством послепасхальной общины, которая формировалась на основании непреложного опыта: Распятый на кресте жив. Эта весть превратилась в ядро собственной традиции, научившей, в то же время, видеть слова и дела Иисуса из Назарета в новом свете. Вместе с тем, наметившиеся расколы и отклонения от веры привели уже апостольскую Церковь к необходимости письменно зафиксировать и хранить в качестве живой традиции подлинные свидетельства тех, кто видел [евангельские события] своими глазами и слышал своими ушами[751]. Таким образом была достигнута третья ступень формирования традиции, проявляющая себя в принятии исповедания веры (Рим 1, 1–4; 4, 24 сл.; 10, 9; 1 Петр 3, 18) в литургических формах и формулах (ритуалах) (1 Кор 11, 23–26), далее, – в гимнах (Еф 5, 14; Флп 2, 5–11; 1 Тим 2, 5 сл.; 1 Петр 3, 18) и в первую очередь – в повествованиях о тайной вечере и Пасхе.