Бог во плоти. Святоотеческое учение о человеческой природе Господа нашего Иисуса Христа

Халкидонское выражение о том, что два естества в Господе Иисусе Христе соединены «в одно лицо и единую ипостась» ( ), требует особых разъяснений, связанных с достаточно длительным периодом становления богословского значения терминов «лицо» и «ипостась» ^[664]. В дохристианскую эпоху слово «лицо» использовалось в описательном плане и могло означать внешнюю форму , физиономию, маску актера (личину). Слово «ипостась» в это время использовалось для указания на обособленно существующий объект природы и часто употреблялось как синоним слов «сущность» , а иногда и «природа» . Специфическое триадологическое значение, которое эти термины приобрели в христианском богословии, обусловлено трудами отцов-каппадокийцев. Они, излагая учение о Пресвятой Троице, стали отличать «ипостась» от терминов «природа» и «сущность»^[665] как частное от общего и отождествлять «ипостась» с понятием «лицо»

^[666].

В христологических сочинениях различение в употреблении терминов «ипостась» и «природа» наметилось в «Послании к армянам о вере» (435 г.) святителя Прокла Константинопольского. В послании говорится о единой ипостаси во Христе, с указанием на Его природную двойственность^[667].

Наиболее важным в этом плане явилось решение Халкидонского Собора (451 г.), который в своем вероучительном определении четко различил термины «природа» и «ипостась» и окончательно сблизил последний с термином «лицо» . Прот. Иоанн Мейендорф отмечает, что «отождествление и было действительно принято на Халкидонском Соборе, но только поскольку оно вновь укрепляло и объясняло значение »^[668]

. Кроме этого, на Соборе были утверждены еще четыре термина, которые апофатическим образом указывают на тайну соединения двух природ во Христе: «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно» (, , , ). После Халкидонского Собора еще более ста лет происходило осмысление этого решения и рецепция указанной терминологии в обновленном значении.

В период после V Вселенского Собора (553 г.) и до начала VIII века христологическая терминология обретает законченность и стройность. Термины «ипостась» и «лицо» отождествляются и четко различаются с другой парой синонимичных терминов — «природа» и «сущность» . Данное событие тесно связано с введением в богословскую лексику нового важного христологического термина «воипостасный» , появление которого традиционно связывается с именем Леонтия Византийского^[669].

Данный термин имеет отношение к важному положению из аристотелевской системы философии, согласно которой не существует природы безипостасной. По мысли Леонтия, если нет природы безипостасной (это утверждение для него являлось непререкаемым), то отсюда вовсе не следует, что природа всегда существует только в своей ипостаси, но она может реализовываться и в ипостаси иного рода. Поэтому возможны как одноприродные ипостаси, так и ипостаси, ставшие реализацией различных природ. Классическим примером ипостасного соединения различных природ является человек, который, будучи единой ипостасью, состоит из двух природ — души и тела^[670]. Как писал Леонтий Иерусалимский: «Душа же со своим телом различаются по природе, соединяются по ипостаси…»

^[671]

Леонтий Византийский четко различал «ипостась» от «природы», которая является «воипостасной» , и писал: «Не одно и то же и . Ибо каждая ипостась означает кого-то, а означает сущность (природу). Ипостась означает лицо, определяемое свойствами, а „воипостасность“ указывает на нечто несамослучайное, что имеет свое бытие в другом, а само по себе не созерцается»^[672]. Таким образом в VI веке было проведено окончательное терминологическое разграничение понятий «природа» и «ипостась».

Указанное терминологическое различение задало строгие рамки для богословских формулировок. Если до этого в антиохийских сочинениях термин «ипостась» использовался для обозначения человеческой природы Христа, то с появлением учения о воипостасности такое словоупотребление стало невозможным, ибо, как пишет Леонтий Иерусалимский, «мы согласны с ипостасью, если она мыслится как сложенная из природ, а если из ипостасей, то нет»^[673]

.

После раскрытия учения о «воипостасности» значение термина «ипостась» уже не может быть сведено к понятию индивидуальной субстанции (природы с индивидуальными особенностями), ни тем более отождествляться с самими индивидуальными свойствами. Прот. Г. Флоровский пишет об этом так: «Ипостась» «не есть индивидуализирующий признак. Можно сказать больше, не есть признак вообще… Ипостась описывается разделяющими свойствами, но не они образуют ипостась»^[674].

В связи с понятием о «воипостасности» в послехалкидонский период получил распространение богословский термин — «сложная ипостась» . Этот термин впервые употребил Леонтий Иерусалимский^[675], позднее он встречается в Деяниях V Вселенского Собора, в сочинениях святого Софрония Иерусалимского^[676], святого Максима Исповедника^[677], преподобного Иоанна Дамаскина и у других отцов.