Читаем Бог во плоти. Святоотеческое учение о человеческой природе Господа нашего Иисуса Христа полностью

В связи с понятием о «воипостасности» в послехалкидонский период получил распространение богословский термин — «сложная ипостась» (σύνθετος ΰπόστασις). Этот термин впервые употребил Леонтий Иерусалимский[675], позднее он встречается в Деяниях V Вселенского Собора, в сочинениях святого Софрония Иерусалимского[676], святого Максима Исповедника[677], преподобного Иоанна Дамаскина и у других отцов.

Преподобный Иоанн Дамаскин, обобщив традиционное святоотеческое употребление этого термина, так определил его содержание: «Бог Слово воплотился, восприняв от Богородицы начаток нашего состава — плоть, оживленную душою мыслящею и разумною, так что сама ипостась Бога Слова соделалась ипостасью для плоти, и прежде бывшая простою ипостась Слова соделалась сложною (ώστε αυτήν χρηματίσαι τη σαρκΐ ΰπόστασιν την του θεού Λόγου ΰπόστασιν καί σύνθετον γενέσθαι τήν πρότερον άπλήν ούσαν τοΰ Λόγου ΰπόστασιν) — именно сложенною из двух совершенных естеств Божества и человечества»[678], т. е. «сложная ипостась» Иисуса Христа — это не результат соединения двух ипостасей (такое несторианское понимание отвергнуто 5-м анафематизмом V Вселенского Собора), но Ипостась Бога Слова, воипостазировавшая человеческую природу.

Таким образом, человеческая природа Иисуса Христа получила бытие в иной, предсуществовавшей Божественной Ипостаси. Эту мысль отстаивали святые отцы, особенно святой Кирилл Александрийский в полемике с Несторием[679]. Леонтий Иерусалимский в однозначном виде, используя соответствующую богословскую терминологию, эту мысль высказал так: «В последние времена Само Слово, облекши плотью Свою Ипостась и Свою природу, которые существовали прежде Его человеческой природы и которые прежде веков были бесплотны, воипостазировало Свою человеческую природу в Свою собственную Ипостась (τη ιδία ύποστάσει ένυπέστησεν)»[680]. «Иными словами, Сама Ипостась Второго Лица Пресвятой Троицы, Сына Божия, явилась принципом индивидуализации человечества Спасителя и сообщила ему способ его существования»[681]

.

Понимание сложной ипостаси Христа как соединения двух различных ипостасей осуждено решением V Вселенского Собора (5-й анафематизм): «Если кто понимает единую ипостась (μίαν ύπόστασις) Господа нашего Иисуса Христа так, будто она принимает на себя обозначение многих ипостасей (έπιδεχομενην πολλών υποστάσεων σημασιάν) и через это старается ввести в тайну (воплощения) Христа две ипостаси… а не исповедует, что Слово Божие соединилось с плотию ипостасно (σαρκί καθ’ ύπόστασιν ένωθηναι), и потому едина ипостась… и что так именно святой Халкидонский Собор исповедует единую ипостась Господа нашего Иисуса Христа: тот да будет анафема. Ибо Святая Троица не приняла прибавления лица или ипостаси от того, что воплотился один из Святой Троицы — Бог Слово»[682]. Поэтому в сочинениях позднейших святых отцов выражения «Ипостась Христа» или «сложная Ипостась» равнозначны выражению «Ипостась Бога Слова», более того, последнее выражение употребляется как предпочтительное[683], потому что позволяет отчетливее дистанцироваться от несторианства.


Согласно Халкидонскому вероопределению, ипостасным единением двух природ во Христе «нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества», т. е. после воплощения Бога Слова не произошло изменения Божества в человечество и человечества в Божество. Однако это не значит, что оба естества не имеют взаимовлияния. В силу ипостасного единения естеств происходит «общение свойств» двух природ (άντιμεθ'ιστασις των όνομάτον — буквально: «взаимозамена именований»; латинский эквивалент этого термина — communicatio idiomatum), так что свойства человеческой природы приписываются Божеству (напр.: «Если бы познали (премудрость Божию), то не распяли бы Господа славы»[684]), а свойства Божественной природы приписываются человеческому естеству Иисуса Христа (напр.: «Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах»[685]

).

Вследствие «общения свойств» допустимыми являются так называемые теопасхитские (от «Θεος» — Бог и «πάσχω» — страдаю) выражения, которые часто встречаются в святоотеческих творениях. В них, при ясном указании на Божественность Лица Спасителя, говорится о Его страданиях и смерти. Например: «Дайте мне быть подражателем страданий Бога моего»[686] или «Само Слово Божие воплотившееся было повешено на древе»[687] и т. п. Употребление теопасхитских выражений не означает, что Божественная природа буквально претерпевала страдания, но, как изъяснил это святитель Афанасий Великий, «то, что претерпевало человеческое тело Слова, то соединенное с ним Слово относило к Себе»[688].

Глава 7

Господь воскресший

Перейти на страницу:

Похожие книги

Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах
Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах

Сборник воспоминаний о выдающемся русском писателе, ученом, педагоге, богослове Сергее Николаевиче Дурылине охватывает период от гимназических лет до последнего года его жизни. Это воспоминания людей как знаменитых, так и известных малому кругу читателей, но хорошо знавших Дурылина на протяжении десятков лет. В судьбе этого человека отразилась целая эпоха конца XIX — середины XX века. В числе его друзей и близких знакомых — почти весь цвет культуры и искусства Серебряного века. Многие друзья и особенно ученики, позже ставшие знаменитыми в самых разных областях культуры, долгие годы остро нуждались в творческой оценке, совете и поддержке Сергея Николаевича. Среди них М. А. Волошин, Б. Л. Пастернак, Р. Р. Фальк, М. В. Нестеров, И. В. Ильинский, А. А. Яблочкина и еще многие, многие, многие…

Виктория Николаевна Торопова , Коллектив авторов -- Биографии и мемуары , Сборник

Биографии и Мемуары / Православие / Документальное
Своими глазами
Своими глазами

Перед нами уникальная книга, написанная известным исповедником веры и автором многих работ, посвященных наиболее острым и больным вопросам современной церковной действительности, протоиереем Павлом Адельгеймом.Эта книга была написана 35 лет назад, но в те годы не могла быть издана ввиду цензуры. Автор рассказывает об истории подавления духовной свободы советского народа в церковной, общественной и частной жизни. О том времени, когда церковь становится «церковью молчания», не протестуя против вмешательства в свои дела, допуская нарушения и искажения церковной жизни в угоду советской власти, которая пытается сделать духовенство сообщником в атеистической борьбе.История, к сожалению, может повториться. И если сегодня возрождение церкви будет сводиться только к строительству храмов и монастырей, все вернется «на круги своя».

Всеволод Владимирович Овчинников , Екатерина Константинова , Михаил Иосифович Веллер , Павел Адельгейм , Павел Анатольевич Адельгейм

Приключения / Публицистика / Драматургия / Путешествия и география / Православие / Современная проза / Эзотерика / Документальное / Биографии и Мемуары