Бог знает лучше

Она потупилась. – Ну давай, что-ли. Мириться будем. – подняв голову, она протянула мне ладошку.

– Мирись-мирись… Только я потом опять на тебя наверно обижусь.

– Ну это же потом будет, когда – нибудь.

– Ага… – она открыла коробку и нахмурилась. – Два карандаша сломались.

Я достал нож. – Сейчас заточу. Вот, хорошо.

– Спасибо.

– Давай рисуй, потом покажешь.

Пока я открывал окно и сворачивал самокрутку, Ульянка, забравшись с ногами на стул, начала творить, бормоча под нос: – Тут дым, а это я… И ещё, вот.

Через несколько минут она довольная слезла со стула и подошла ко мне.

– Раскурился тут… Смотри лучше.

Я взял альбом в руки. На детском рисунке домик с трубой… А ещё трава, солнце и три человечка. В руках у них цветы. И автобус рядом.

Ульянка начала рассказывать: – Это наш дом, а это…

Рыжая девочка в пионерской форме.

– Это я, вот.

Такая же девочка только побольше.

– А это Алиска.

А третий человечек?

– Это ты, а Микуся с Ольгой Дмитриевной к нам в автобусе едут. Чай пить. А мы их встречаем. Тебе нравится?

Я с трудом заставил себя улыбнуться и проглотил комок, застрявший в горле. – Конечно.

Я зажмурился. А что…

Заберу их, папашку трогать не буду, уговорили… Уедим, документы выправлю, на работу устроюсь. Руки-ноги, голова на месте, значит не пропадём. Алиске школу закончить надо будет… По вечерам уроки будем делать, телевизор смотреть, по выходным в парке гулять. Потом внуков нянчить. Никакой войны, никаких…

Неожиданно заныло сердце.

«…Только грай вороний, только волчий вой.

Пуля ты лихая отпусти домой.

В тихое селенье отпусти к родным.

Там над ветхой крышей вьётся горький дым.»

– Ой, а каких ещё внуков? – удивилась Ульянка.

– Ну, ты же вырастишь и выйдешь замуж. За Даньку…

– А это что обязательно? И целоваться по-настоящему придется? А если не хочу?

Она махнула рукой.

– Да ну тебя, придумаешь…

«Дома успокоюсь, позабуду степь,

На хмельную свадьбу созову гостей.

Заведу хозяйство, наживу добра,

Со спокойным сердцем лягу помирать…»

Прекрати ты… Я опустил голову. Сам себе хоть не лги. Ничего ведь не будет. Не в этой жизни, не в этом мире…

Словно что-то почувствовав, Ульянка обняла меня.

– Папа, не плачь, не надо. Я тебя спасу. Я один раз уже спасла и снова… Не думай, я сильная, я смогу.

Я неожиданно вздрогнул, осознавая её слова.

…Село под Горловкой помню. Про донецкий госпиталь потом рассказали. Несколько суток мёртвым был, да видать отмолил кто-то. Знать бы ещё кто…

Теперь знаю. Я оторопело посмотрел на неё.

– Ты… Ты кто?

Её детскими глазами на меня смотрела та, кому я молился перед боем. Та, что сильнее смерти.

СВЕТ ПРЕДВЕЧНЫЙ…

Ульянка лишь шмыгнула носом.

– Я Уля, вот. А ты давай не плачь, а то я тоже плакать буду.

Я смахнул слезу.

– Больше не буду. А можно рисунок на стену повесить?

Она заулыбалась. – Можно, потому что я сама хотела. Давай его сюда, сейчас…

Забравшись на кровать, Ульяна прикрепила рисунок на какой-то гвоздик. Откуда только он взялся?

Потом слезла и отойдя, одобрительно сказала: – Вот, смотри как красиво.

– Здорово. А теперь давай домой, а то ты уже зеваешь.

Я думал, что Ульянка начнет вредничать, но она согласно кивнула головой. – Давай, я уже спать начинаю хотеть, вот.

Прихватив полотенце, я направился к двери.

– А ты спать не будешь что – ли?

– Я потом на речку схожу. Мне же можно?

Она вдруг хитро улыбнулась и подмигнула мне. – На речку значит…

Это вот что было? Неважно. Главное нож не забыть. Ульянка посмотрела, как я прилаживаю ножны и неожиданно тяжело вздохнула

– Ну да, возьми его. А то вдруг ещё кто-нибудь выскочит.

Мы шли по освещенной и пустынной аллее. Зачем фонари-то жечь, никого ведь нет?

– А Ольга Дмитриевна велела не выключать.

Правильно, а то в темноте страшно. Логично ведь…

В домике с флагом было тихо и пусто.

– Уля, а где Лиска?

В ответ снова хитрющая улыбка. – Не знаю. Ну то есть… Не скажу.

– Договорились. Тогда раздевайся и ложись. Я свет выключу.

Через пару минут из кровати раздалось

– Поворачивайся и спокойной ночи желай. Посплю хоть немножко… А потом наверно опять обижусь. Только свет не надо выключать.

Я поправил на ней простыню. Спи и ничего не бойся… И вышел на улицу.

Река встретила меня прохладой, кваканьем лягушек и… блин комарами. Отмахиваясь полотенцем и матерясь вполголоса, я прошел по берегу.

Вот вроде хорошее место. Пологий спуск и песок… Неожиданно я услышал плеск, в воде мелькнуло белое пятно. Кто-то уже тут купается похоже.

– Эй, кто там?

Ответом мне был истошный девичий крик. – АААААААААААА! АЗАД!

– Лиска, ты что-ли?

– Я! ОТВЕРНИСЬ ДАВАЙ, Я ГОЛАЯ!

– Что ты орешь как… – Я отвернулся и отошел от берега. – Сейчас же весь лагерь соберётся.

Сев спиной к реке я достал табак.

Алиса не унималась. – Ты какого хера сюда припёрся!

– Освежится, бля…

Похоже, что от неё можно было уже прикуривать.

– Не звезди мне! Ты же плавать не умеешь.

– Я сказал плавать? Окунуться просто. И прекрати кричать, сейчас из деревни прибегут.

– Это мое место! Я здесь всегда купаюсь!

– Извини, именную табличку с твоим именем не разглядел.

– Короче! Не вздумай повернуться! Попытаешься подглядывать, пришибу, блядь!

Вскоре бултыхание стихло и я поинтересовался, гася окурок