Богач, бедняк

После занятий по ритмической гимнастике Томас вошел в боксерский зал и увидел, что Доминик с Гринингом надевают боксерские перчатки. Доминик простыл и накануне немного перебрал. У него были красные глаза, и он очень медленно двигался. Доминик выглядел таким бесформенным в своем мешковатом спортивном костюме, с растрепанными волосами, среди которых поблескивала его лысина в свете ярких ламп над головой. Грининг, слишком высокий для своего веса, нетерпеливо, агрессивно двигался в своих боксерских ботинках по матам, издавая кожаными подошвами резкие, сухие звуки. Глаза его, казалось, обесцветились под льющимся сверху светом, а белокурые короткие волосы отливали серебром. Во время войны он служил в морской пехоте в звании капитана и даже получил какую-то серьезную награду. Очень красивый мужчина, с прямым носом, крепкими скулами и розовыми щеками.

Если бы он не был выходцем из семьи, которая презирала киноискусство, то мог бы стать звездой в фильмах-вестернах. С того времени, когда Грининг заявил, что это Томас украл у него десять долларов из шкафа, он больше ни словом не обмолвился с ним, и сейчас, когда Том пришел сюда на встречу с одним из членов клуба, попросившим его стать спарринг-партнером, Грининг даже не посмотрел в его сторону.

— Ну-ка, малыш, помоги мне надеть перчатки, — попросил Доминик. Том завязал ему шнурки. Доминик прежде сделал то же самое для Грининга.

Доминик бросил взгляд на большие часы на стене, чтобы засечь время. Он твердо решил не драться на ринге больше двух минут без перерыва. Надев перчатки, он, шаркая подошвами о маты, подошел к Гринингу.

— Ну, сэр, если вы готовы…

Грининг сразу же начал быстро наседать на него. Он был боксером, который боксировал в традиционной манере, пользовался преимуществом длинных рук и наносил удары издалека в голову Доминика. Из-за простуды и похмелья Доминик начал задыхаться на первой же минуте. Он пытался уйти от ударов Грининга, убрать голову, спрятать ее, поэтому уперся головой в подбородок Грининга, одновременно нанося вялые удары противнику в живот. Внезапно Грининг, резко отскочив назад, нанес правой сильнейший апперкот Доминику, от которого у того изо рта хлынула кровь.

Какое дерьмо, подумал Томас, но ничего не сказал вслух, и обычное выражение его лица не изменилось.

Доминик, сидя на мате, рукой в перчатке пытался остановить кровь. Грининг и не подумал ему помочь, лишь отошел от него на несколько шагов, и, опустив руки в тяжелых перчатках, равнодушно взирал на него.

Не в силах подняться, Доминик протянул Томасу руки в перчатках.

— Сними их, малыш, — попросил он глухим, хриплым голосом. — Думаю, на сегодня с меня довольно.

Все вокруг молчали. Томас снял с его рук перчатки. Он знал, что бывшие боксеры не любят, когда им помогают подняться, поэтому и предлагать не стал. Доминик медленно поднялся на ноги, вытирая окровавленный рот рукавом.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он, обращаясь к Гринингу. — Думаю, сегодня я не в форме.

— Какая же это разминка? — недовольно пробурчал Грининг. — Нужно было предупредить меня заранее, что вы плохо себя чувствуете, я не стал бы зря переодеваться. Ну, а ты, Джордах? — вдруг спросил он. — Я видел тебя пару раз здесь, на ринге. Не хочешь ли размяться пару минут?

Джордах, отметил Томас. Выходит, он знает мою фамилию. Он вопросительно посмотрел на Доминика. Грининг — это совершенно другой материал, это вам не те солидные, с «животиком» энтузиасты ритмической гимнастики, которых ему сплавлял Доминик.

В черных, глубоко запавших глазах Доминика вспыхнули искры сицилийской ненависти.

— Ну, если мистер Грининг хочет, Том, — тихо вымолвил Доминик, сплевывая кровь, — то, думаю, нужно его уважить.

Томас быстро надел боксерские перчатки. Доминик, низко опустив голову, стараясь не смотреть по сторонам, молча завязывал ему шнурки. Том вдруг ощутил старую знакомую смесь переживаемых им в такие минуты чувств: страха, удовольствия, нетерпения. Напрягшиеся мышцы рук и ног подрагивали, как от электрических разрядов, живот провалился внутрь. Он по-детски, через голову Доминика улыбался Гринингу, а тот с каменным выражением лица в упор смотрел на него.