Богач, бедняк

Он говорил так робко, застенчиво, тихо, не просил открыть ему секреты легкоатлетического мастерства, и Рудольф сразу понял, каких усилий стоило этому черному мальчишке обратиться с такой просьбой к взрослому белому человеку, с которым он и здоровался-то всего пару раз в своей жизни.

К тому же отец Квентина работал шофером на грузовике, доставлял товары в их магазин. Рабочие взаимоотношения, подумал Рудольф. Их нужно стимулировать. Для чего расстраивать работягу? Все демократы — объединяйтесь!

— О'кей, — согласился он. — Приходи!

Мальчишка, нервно улыбнувшись, побежал по улице вприпрыжку рядом с Рудольфом к его гаражу.

Они легкой трусцой сделали два круга по стадиону, потом сделали спринтерский рывок, снова стометровку, потом бег трусцой, опять пробежали два круга трусцой и последние четыреста метров — выкладываясь до конца. Квентин, долговязый мальчик с длинными, худыми ногами, отличался особой плавностью в беге. На него было приятно посмотреть. Хорошо, что он рядом, думал Рудольф. Вместе с ним и Рудольф стал бегать быстрее. Один он не стал бы так выкладываться. Они, пробежав в разминочном темпе еще пару кругов, закончили тренировку и, набросив на себя верхнюю одежду, на мотоцикле помчались назад, домой, по улицам просыпающегося города.

— Увидимся завтра, Квент, — сказал Рудольф, оставляя мотоцикл на тротуаре.

— Спасибо! До завтра!

Рудольф, помахав ему на прощание, вошел в дом. Ему нравился этот парнишка. Им вдвоем удалось преодолеть естественную человеческую лень, испытать себя в любую погоду, в любое время года. Летом он подыщет какую-нибудь работу для своего юного друга в своем магазине. Деньги их семье не помешают.

Когда он вошел в квартиру, мать уже встала.

— Ну как там, на улице?

— Очень холодно, — ответил Рудольф. — Лучше оставайся дома, нечего высовывать нос в такую стужу.

Они давно продолжали эту игру, делая вид, будто мать, как когда-то в прошлом, каждый день выходит на улицу.

Рудольф вошел в ванную комнату, принял вначале обжигающий горячий душ, потом с минуту постоял под ледяной струей. Когда он наконец завернул кран, у него зуб на зуб не попадал. Он слышал, энергично растирая тело мохнатым полотенцем, как мать на кухне включила соковыжималку, приготовить ему сок из апельсинов, потом стала варить для него кофе. Она так тяжело передвигалась, что казалось, кто-то тащит по полу тяжелый мешок. Он вдруг подумал, вспомнив свой резвый спринтерский бег на промерзшей гаревой дорожке: «Если я когда-нибудь стану таким, как она, то попрошу, чтобы меня пристрелили».

Он взвесился на напольных весах в ванной. Сто шестьдесят фунтов. Нормально. Руди презирал тучных людей. В магазине он старался избавиться от полных продавцов, хоть и не открывал Калдервуду истинных причин их увольнения.

Прежде чем одеться, брызнул дезодорантом на подмышки. Впереди длинный день, а в холодную погоду в магазине всегда жарко натоплено. Надел серые фланелевые брюки, мягкую голубую сорочку с темно-красным галстуком, коричневый твидовый спортивный пиджак. В первый год, когда он работал помощником менеджера, он обычно ходил в скромных, строгих черных деловых костюмах, а когда стал продвигаться по служебной лестнице вверх, перешел на более неформальный стиль одежды. Он, конечно, слишком молод для такого важного поста, и он следил за тем, чтобы не выглядеть напыщенным. Именно по этой причине он приобрел мотоцикл. Разве мог кто-нибудь сказать, что этот молодой человек слишком много о себе воображает, если помощник менеджера с ревом подкатывает на своем мотоцикле к магазину в любую погоду без головного убора. Он старался не вызывать зависть окружающих. Рудольф мог теперь позволить себе купить и автомобиль, но отдавал пока предпочтение мотоциклу. От частых поездок на нем у Рудольфа был всегда здоровый цвет лица, будто он проводил много времени на свежем воздухе, на природе. Ну а если ты еще и загорелый, особенно зимой, то это позволяет чувствовать себя гораздо выше всех этих бледных, немощных людей. Теперь Рудольф понимал, почему Бойлан всегда пользовался кварцевой лампой. Дешево и сердито, думал он, своего рода мужская косметика. Но он никогда не будет пользоваться кварцевой лампой, он легко может стать мишенью для насмешек со стороны тех, кто знал о существовании этих ламп и догадывался, к каким недостойным уловкам он прибегает.

Рудольф вошел на кухню, поцеловал мать и поздоровался с ней. Она улыбнулась ему кокетливо, как девчонка. Если он забывал поцеловать ее, то приходилось выслушивать за завтраком нудный, длинный монолог о том, как плохо она спала сегодня ночью и что все лекарства, выписываемые ей врачами, напрасная трата денег. Он не говорил матери, сколько зарабатывает, и даже не намекал, что мог бы найти для них куда более просторное, комфортабельное жилище. Руди никогда не устраивал в доме никаких развлечений, так как деньги ему нужны были для других целей.