Богач Корах

Люди жили с трагедией в сердце. Ясно и отчетливо понимали они, что не дождаться им сладкого мига возвращения на родину, ибо многим ли посчастливится дойти до конца пути длиною в сорок лет? Известно, однако, что даже сознающий свою обреченность на гибель, всё равно надеется на чудо в последний момент.

Из реляций разведчиков Святой Земли выходило, что не войти в вожделенный Ханаан без суровых боев и горьких потерь. Значит, и для потомков нынешних беглецов возвращение на родину не будет легким и бескровным. Вот почему невольно закрадывается подозрение, что опальные отцы испытывали мстительные чувства к более счастливым сынам.

Вышедши из Египта, не раз и не два вопияли иудеи: “Лучше нам служить египтянам, нежели умереть в пустыне! В Египте мы сидели у горшка с мясом, мы ели хлеб досыта, а пустыня уморит нас голодом!” Означали ли эти крики намерение беглецов вернуться? Навряд ли. Ясность вчерашнего дня казалась страшнее смутности дня завтрашнего.

***

Разговор с Орпой стал последней каплей, переполнившей чашу негодования Кораха. “Пора положить конец власти Моше и его братца! — убеждал себя Корах, — прочь трусливые сомнения, настало время действовать!”

“Почему не я, а Моше — начальник над народом? Моя казна тысячекратно полнее, чем у него! Кто богаче — того и власть! Разве не так ведется меж людьми?”

“Почему слово Божье несет иудеям некий Аарон? Потому что он брат Моше? Довольно с нас кумовства! Разве не левит я, чтобы по праву восседать на престоле первосвященника?”

“Соединение в одной воле двух властей — земной и небесной — да это же всеобщее и безмерное народное благо! Запросто удержу оба скипетра! Могучи мышцы, тверды кости, прочны суставы — таково тело мое. Ум полон великих замыслов. Угожу Господу, совладаю с чернью, насыщусь владычеством!”

“Одному мне с Моше не справиться. Нужны союзники. Люди уважаемые, чтобы чернь за ними потянулась. Из разных колен залучу пособников. Сам в народ пойду. Выражу сочувствие, проявлю понимание, раздам обещания. Глядишь, и понравлюсь — завидовать станут меньше, а доверять — больше!”

***

Весть о расправе над нарушителем законов субботы быстро распространилась в лагере беженцев. Враги Шломо, движимые разными мотивами — у кого что — жестоко казнили его, побив камнями. Торжествовал древний кровожадный обычай коллективного и публичного убийства.

Добровольные энтузиасты-палачи, то бишь поборники благочестия, ходили с гордо поднятой головой: “Мы сделали святое дело, мы — соль земли и небесное воинство, бойцы армии спасения веры!” — бодро говорили они себе и друг другу. Исполнители приказа Моше снискали одобрение и даже восхищение одних, зависть и недоверие других, презрение, а то и враждебность — третьих.

Корах решил, что подготовительный этап повстанческой кампании следует начать с визита в дом казненного Шломо. Соблюдая устав Божий, семья покойного сидела на полу — семь дней траура по усопшему. Даже Михаль, недужная вдова убиенного, нашла в себе силы встать с ложа немочи и усесться рядом с сыновьями-подростками, облокотившись спиною на камни холодного нетопленого очага.

— Соболезную. Мое сердце с вашими сердцами, — тихо проговорил вошедший Корах.

— Спасибо, добрый человек, отозвалась Михаль слабым голосом.

— Где волосы твои, добрый человек? Тебя обрили разбойники? — робко осведомился старший отрок.

— Пожалуй, что разбойники, да только не те, о которых вы подумали, — ответил Корах с намеком на новые расспросы.

— Как звать тебя? — тихо проговорила Михаль.

— Корах я.

— Тот самый богач, у которого несметные сокровища в пустыне спрятаны? — недружелюбно спросил отрок.

— Не верьте злым слухам. Я вовсе не так богат, как обо мне враги болтают. А вы-то уж точно знаете, на что враги способны!

— Ты левит, Корах, — заметила Михаль, — и обрили тебя, потому как предстоит тебе службу в скинии нести.

— Не скрою, так и будет. Я подниму людей на молитву за спасение бедных. Я друг народа, не сомневайтесь во мне!

— Объясни нам, друг народа, разве правильно отца казнили? Ведь он преступил закон субботы для спасения души — наша матушка умерла бы без тепла! Стало быть, ничего он не нарушил! — со слезами на глазах произнес старший отрок.

— Ты прав, мой мальчик! Это Моше преступил закон Господа. Хочет он беспощадной жестокостью своею удержать власть над племенем. Не выйдет! Я стану первосвященником и докажу народу, как бесконечно добр наш Бог!

— Когда это еще случится? — всхлипнула Михаль, — а сейчас-то как мне самой жить, как добывать пропитание для малых детушек?

— Мне кажется, хворь твоя отступает, не так ли? — спросил Корах.

— Не имею я права на недужность! — ответила Михаль, — минуют траурные дни, и возьму в руки соху и серп.