Богадельня

Вит блаженно развалился на лавке. Откинувшись спиной на стол, он искоса наблюдал за спорщиками. В животе сыто урчало. Давненько так не наедался! Бобы со свининой, поданные в харчевне Косого Фрайда, оказались выше всяких похвал: вкусно, сытно, а главное — задарма! Верней верного: Матильда здесь в заправилах. Сама девка куда-то сгинула вместе со лбами, внезапно охладев к судьбе «подкидыша». Мельком наказала: никуда не уходи. Тоже, нашла дурака: уходить! Сидишь, на солнышке греешься… Ни одна зараза не придет: чего, мол, бездельничаешь?! Хорошо быть разбойником.

— …давай селюка зашьем! Эй, тощий, тебя как звать?

Мальчишка очнулся. Встряхнул головой, гоня прочь сонную одурь.

— Вит…

— Охвостье есть?

— Чево-о-о?

— Ну, гремуха… кличка, значит.

— Нету, — сурово отрезал Вит. Клички у него были. Только кто ж сам себя байстрюком или бараньим бароном обзовет?

— Ну и лады, — неожиданно легко согласился рыжий Гейнц, играясь гульфиком. — За игрой зырил?

— Ага… — Вит чуял скрытый подвох, но врать не хотелось.

— Тогда шницай по-красному! Вот Ульрих трюхает, будто я жука вкручиваю! Ладно, у нас свой мастырь, а ты с краю. Как скажешь, так и забьем! Покатило, Ульрих?

— Покатило! Шницай, селюк: жук или честняк?!

От оказанного ему «высокого доверия» Вит совсем растерялся.

— Да я ж… я ж игры вашей не знаю!

Гейнц искренне удивился, делая глаза по гульдену каждый. Круглое, простодушное лицо рыжего оживилось. Мало стол не засыпал бесчисленными веснушками.

— Какого там знать! Мажешь костяк, трясешь, ставишь! Чей верх, тот и бацарь!

— А пара смешку бьет, — не замедлил принять участие похожий на жердь Ульрих. — Зырь, чудило…

Через пять минут Вит уже знал, чем отличается «герцог» от «декана», а тот, в свою очередь, от «жестянщика» с «шутом», что такое «смешка», она же «капитул», как «притирают костяк» в деревянном стаканчике, как бросают «стопарем» или «с заверткой», а новые премудрости продолжали сыпаться градом.

— …вот теперь и шницай: притирал Гейнц? Ну?!

— Да не знаю я! — Вит готов был сквозь землю провалиться. — Стучало вроде. Выходит, костяк того… не притерт…

— Ага! — возрадовался рыжий Гейнц. Ульрих вьюном подскочил на лавке, сразу став похож на злющего ерша.

— Не впарился он! Ты, селюк, сам играни. Тогда впаришь. Вот, зырь: я, значит, мажу костяк. Вот, трясу. Стучат?

— Стучат…

— Хлоп! — Ульрих ловко опрокинул стаканчик «стопарем» — Две «четверки». «Бурграф», значит. Теперь ты.

— Не-е-е! — уперся Вит, разом вспомнив наставления дядьки Штефана и Глазуньи. — С вами сядешь — без штанов встанешь!

Гейнц фыркнул с презрением:

— Нужны нам твои лохмотья! Мы ж так, ради смеху. Или у вас в селе вообще ни во что не играют?

— Играют! — обиделся мальчишка за родные Запруды. — В «Лиходея-хвать!», в «Жмура», в догонялки…

Оба игрока едва не свалились с лавок от хохота.

— Ну, селюк! Ну, умора! Ему скоро железяку в грамотке пропишут, а он — в догонялки!.. Давай, мажь костяк!

В ответ Вит лишь упрямо замотал головой.

— Ну лады… А в «хвата» игранешь?

— Это как?

— Проще пареной репы. Репу парил?

— Мамка парила…

— «Хват» проще. Честняк верный. Гляди!

Игра и вправду оказалась детской. Один из игроков кладет на ладонь монетку, а другой должен успеть схватить ее, пока первый не сжал пальцы в кулак. Успел — монетка твоя. Не успел — отдавай такую же. Сбил наземь, но поймать опоздал — ничья. Деньги, выданные на дорогу расщедрившимся мельником, были у Вита с собой: оставлять в мансарде поостерегся. Сыграть в «хвата»? Ни Гейнц, ни Ульрих не выглядели шибко проворными. Это тебе не кости — тут особо не обдуришь, не «притрешь».

Вит бесшабашно ударил шапкой о колено. Чувствуя себя лихим человеком и прожигателем жизни, выложил на стол два медяка.

— Давай!

— Ох и бацарь! — хлопнул его по плечу Гейнц. — Ну, селюк, хватай!

И выставил перед Витом ладонь, на которой уже тускло блестел, подмигивая, новенький патар.

Виту было невдомек, что за дойт (а именно столько составляла пара Штефановых медяшек) положено давать три патара. Он смотрел только на вожделенную монету. Даже ладони Гейнца толком не видел. Чего там видеть? Потянулся и взял. Повертел добычу в пальцах. Хорошая игра. И парни хорошие. Небось поддались селюку.

— Еще сыграем?

Гейнц пялился на пустую ладонь, как опытный хиромант на руку богатея-заказчика. Словно надеялся: патар затерялся между линий жизни. Сейчас отыщется. Вит тем временем присоединил честно выигранную монету к своим медякам.

— Ну?

— Играем!

На этот раз Гейнц успел сжать пальцы. И остался с кулаком, а Вит с монеткой. Растяпа ты, конопатый. Наверное, и в кости жука не вкручивал: где тебе вкручивать, тут даже слепой все заметит!

— Гони деньгу, — вдруг нахмурился Гейнц, вертя кулаком.

Встал. Расправил плечи.

— Это почему?

— По колчану. Зырь!

Он победно разжал кулак, но на ладони, как и следовало ожидать, ничего не оказалось.

Вит с ехидством прищурил левый глаз. Щелкнув пальцами, подкинул вверх патар:

— Сам зырь, косоглазина! А это что?

Рядом зашелся хохотом Ульрих.

— Заткнись! Вит, давай еще!..

XXII

После девятого проигрыша Гейнц был готов молиться на селюка.

— Ну ты бацарь! Как чихом сдуло!