Богам – божье, людям – людское

Мишка с Аристархом ехали стремя в стремя, а опричники держались шагах в двадцати позади – староста хотел поговорить без посторонних ушей. Кони тащились, что называется, нога за ногу – до Нинеиной веси меньше версты, а разговор был интересным. Вернее, не разговор, а монолог Аристарха Туробоя. Как выяснилось, официальная история Ратного и ратнинской сотни о многом, очень о многом, умалчивала, впрочем, Мишка, внимательно слушая, не забывал и о том, что цель Аристарха Туробоя – воспитать из него своего преемника, а значит, объективности и строгой достоверности ожидать от него было бы наивно.

«М-да, сэр, не нами сказано: «Бывает нечто, о чем говорят: «Посмотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Как в девяностых учебники правили, только пух летел, да еще и отмазку придумали: «Россия – страна с непредсказуемым прошлым!» А тут не Россия, а просто большое село, но страсти те же. Однако ж от комментариев воздержимся – и от такой информации тоже польза есть».

* * *

Со слов Аристарха получалось, что киевские ратники появились в Погорынье гораздо раньше, чем гласила официальная история – еще при князе Владимире Святославиче, крестившем Русь. Как раз в год крещения-то и ушло из Киева немалое число княжеских дружинников (а может, и не княжеских, а боярских, за давностью лет позабылось). Отнюдь не все потомки варягов стерпели публичное глумление над идолом Перуна, устроенное великим князем Киевским в угоду греческим попам. И не все славяне, служившие в княжеской или боярских дружинах, спокойно наблюдали, как уносит идола днепровская вода, недаром же сохранилась легенда о том, как толпа бежала по берегу и призывала его всплыть и вернуться. Особо же обидным низвержение Перуна и сбрасывание его в Днепр выглядело из-за того, что перед этим князь Владимир пытался сделать его верховным божеством всей Руси.

«М-да, «колебаться вместе с генеральной линией» народ на Руси в те времена умел еще очень плохо. Может быть, Крещение Руси как раз и было первым уроком этого тонкого искусства?»

Остаться же в Киеве поклонникам Перуна не позволила не только обида, но и княжеское предупреждение: «Да будет мне враг», – адресованное всем, кто не пожелает принять новую веру. Впрочем, никакого особого дара предвидения для произнесения этих слов князю Владимиру не понадобилось – достаточно много было в стольном граде и поблизости от него и жрецов Перуновых, и людей, по слову тех жрецов готовых пойти даже против самого князя. Как, разумеется, хватало и тех, кто готов был пойти по княжьему слову против старых богов.

«Вот те на! Оказывается, служители культа Перуна, в отличие от коллег, служащих Велесу, звались не волхвами, а именно жрецами, это, видимо, потом христианские хронисты свалили всех в одну кучу и под одним названием».

Вдосталь напилось тогда острое железо человеческой кровушки, и крещение киевских людей началось не при ясном дне днепровской водицей, а под покровом ночи кровью тех, про кого князь был уверен: «будет мне враг».