Богам — божье, людям — людское

Вид пленники имели весьма потрепанный, если не сказать больше. У одного голова была перевязана тряпкой с проступившим кровавым пятном, другой, тощий и длинный, как жердь, сильно хромал, у третьего испятнанная кровью рубаха была разодрана от ворота почти до подола, а кисть левой руки сильно опухла. Все были не чесаны, перепачканы и явно не понимали смысла происходящего. Всем было, судя по виду, за сорок (Мишка велел выбрать мужей посолиднее, а стариков в плен, как известно, не берут), и все трое выглядели сущими бродягами на фоне Дорофея, неизвестно когда умудрившегося сменить доспех на ярко расшитую рубаху из беленого полотна.

Один из освобожденных пленников, тот, что с перевязанной головой, поднял руку для крестного знамения, замер, не обнаружив в красном углу иконы, но все-таки перекрестился, двое других пошарили глазами по горнице, щурясь на горящие свечи, и вопросительно уставились на поднявшегося из-за стола мальчишку в доспехе.

Мишка, прошелестев бармицей, уложил шлем на сгиб левой руки и отвесил вошедшим церемонный поклон, получив в ответ кивки головой (большего мальчишке не положено), требовательно глянул на Елисея (или все-таки на Елизара?). Тот, указав на Мишку протянутой рукой, оттарабанил:

– Сотник младшей дружины воеводы Погорынского боярич Михаил из Михайлова городка!

Мишка снова поклонился, но уже в полпоклона, а в ответ получил удивленно-заинтересованные взгляды.

– Ратник Дорофей из Княжьего погоста!

Это представление особого интереса не вызвало, возможно, Дорофея знали и раньше.

– Честной муж Прокопий из Хуторов!

«Понятно: откуда же еще быть христианину, не из лесного же селища?»

– Честной муж Брезг[38] из Малой Шеломани![39]

«Интересно: если есть Малая Шеломань, то, может, имеется и Большая?»

– Честной муж Треска[40]

из Уньцева Увоза![41]

«Вот уж точно Треска – тощий, длинный…»

Мишка, соблюдая политес, пригласил пленников и Дорофея за стол, сам сел хоть и во главе стола, но после всех. Елисей, строго соблюдая Мишкину инструкцию, налил в чарки мед… и тут все-таки обнаружилось упущение: Треска попросил воды, а ее-то в горнице и не оказалось. Братья Елисей и Елизар на секунду растерялись, потом один бросился прочь из горницы, а второй вопросительно уставился на своего сотника.

– Может быть, квасу? – вежливо осведомился Мишка.

– Не-а! – Треска отрицательно повертел головой. – Не умеют тут настоящий квас делать!

«Туды тебя, не успел освободиться, уже капризничаешь! Стоп, сэр Майкл! Все верно! Если мальчишка уселся во главе стола, да еще сотником величается, его хоть как-то на место надо поставить, хотя бы и капризами».

Когда пленники поочередно напились из принесенного ковша, Мишка, памятуя, что разговор о деле сразу начинать нельзя, сделал широкий жест над столом и вежливым тоном предложил:

– Угощайтесь, уважаемые, погреба боярские обширны, ляхи все выгрести не успели.

Не удостоив Мишку даже взглядом, мужики приняли по чарке и потянулись к закуске, сотнику младшей дружины пришлось оставить свою чарку нетронутой – всем своим видом взрослые, присутствующие за столом, показали, что его присоединиться к возлиянию не приглашают.

– И откуда только этих ляхов принесло? – Прокопий тяжко вздохнул. – Свалились, как снег на голову. Это ж дорогу и место знать надо, так-то просто нас не найдешь.

– А вот кто-то из ихних и навел! – Брезг сделал неопределенный жест рукой куда-то между Мишкой и Дорофеем. – Они-то дорогу к нам знают.

– Угу, – Треска подтверждающее кивнул. – В середине лета от них торговать приезжали.

– Вот! А я говорил: не пускать! Так нет, разнылись: ярмарки не было, ярмарки не было! – Брезг произнес последние слова, явно передразнивая кого-то из женщин. – Дождались! Вот вам ярмарка, вот вам веселье!

– И в этом году ярмарки не будет, – Прокопий снова тоскливо вздохнул. – А если б и была бы, чем торговать-то? Все выгребли…

– Дома-то хоть не пожгли? – включился в разговор Дорофей.

– Не пожгли. Дождей мало было – сухо кругом, наверно, побоялись, что на лес перекинется и их пожар достанет.

– А вас? – Дорофей повернулся всем корпусом к Брезгу и Треске, положив при этом локоть на стол так, что оказался почти спиной к Мишке.

«Паскуда! Вообще от компании отсекает! Мстит, падла, за сцену во дворе…»

– И нас жечь не стали, – отозвался Брезг. – Разорили начисто, народ полонили, но жечь не стали.

– Ну, из полона-то мы вас освободили…

Дорофей не договорил, но сказал это таким тоном, что само собой напрашивалось продолжение: «могли бы и благодарность высказать». Лесовики, однако, намек не только проигнорировали, но и, нахмурившись, умолкли. Повисшую паузу прервал Прокопий: