Богам — божье, людям — людское

«Ой, блин! Если еще и эти сюда залезут, тут вообще, как в консервной банке будет…»

Мишка ошибся – никто из огневцев на ляшскую ладью влезть не успел, наоборот, пленники (мелькнул среди них, кажется, и один лях) начали валиться за борт. То ли их толчея выдавила, то ли по собственной инициативе подались из кровавой каши, но огневцы, конечно же, ожидали чего угодно, но только не того, что им на головы начнут сыпаться пленники со связанными руками.

«Что-то это все совершенно не похоже на киношные абордажные бои! Больше напоминает неудачные действия полиции по разгону уличной демонстрации, когда зажатой в угол толпе некуда деться, а полицейские, нарушив строй, смешались с демонстрантами. Похоже, что кроме Егора, опыт ладейных боев есть очень у немногих».

Тем не менее, ратнинцы справлялись со своим делом вполне успешно. Только приглядевшись и уловив некий ритм вроде бы беспорядочного движения человеческих тел, Мишка понял, что не все так просто. Часть лесовиков действительно металась в панике или шарахалась от размахивающих оружием воинов, но часть, хоть и со связанными руками, умудрялась помогать ратнинцам, толкая ляхов, подкатываясь им под ноги и вообще всячески мешая. А много ли в рукопашном бою нужно? На полсекунды промедлил, вовремя не уклонился или не отшагнул, и все – ты труп. Тем более, что ратнинцы превосходили противника и экипировкой, и, в большинстве случаев, воинской выучкой. Лишь немногие из ляхов были способны на равных схватиться с ратнинцами… Хотя, может быть, такое впечатление складывалось из-за того, что ляхам мешали дреговичи. Во всяком случае, какого-то осмысленно организованного сопротивления ляхи сразу оказать не смогли, и схватка сразу рассыпалась на отдельные поединки.

Вот ратник Аким щитом притиснул противнику руку с оружием к куче мешков и его самого придавил спиной к той же куче, а тот перехватил левой рукой правую руку ратнинца. Некоторое время они борются, а потом Аким бьет козырьком «журавлевского» шлема ляха в лицо. На том нет шлема, только кольчужный капюшон с оплечьем, лицо не защищено, и козырек проламывает ему переносицу.

Ратник Григорий, раненный в ногу, валится боком на скамью для гребцов, потом проваливается дальше – между скамьями, лях заносит меч для смертельного удара, но его толкает плечом дрегович. Лях сшибает дреговича с ног ударом щита, но и сам сгибается и жутко кричит – Григорий умудрился достать его клинком в пах. Крик обрывается после второго выпада Григория.

Ратник Савелий, с окровавленными мечом и рукой до самого плеча, вымахивает на кучу поклажи, рубит сверху ляха, но тот ловко прикрывается щитом и, в свою очередь, пытается подсечь ноги Савелия. Ратнинец подпрыгивает, пропуская летящее железо под собой, но мешки и свертки расползаются, и Савелий падает, оказываясь во власти противника. Лях замахивается, и в этот миг ему в висок ударяет самострельный болт так, что левый глаз выскакивает из глазницы и повисает на красной жилке.

Еще один лях отпрыгивает от копья Арсения, но сзади кто-то из пленников подкатывается ему под ноги, он падает и его тут же принимаются топтать ногами. Лях, потеряв секиру, умудряется достать нож и тыкает им в пленников, а Арсений, метнув копье, пришпиливает его к сланям[47].

Никита Свистун попеременно лупит завалившегося на скамью ляха то краем щита, то рукоятью меча, словно тесто месит. Сзади к нему кидается лях, но падает на спину Никиты уже мертвым, получив от опричников сразу два болта. Никита разворачивается и рубит уже мертвого ляха, а тот, которого он охаживал щитом и рукоятью оружия, лежит неподвижно, жутко скаля зубы сквозь разорванную щеку…

«Толчея, понизу не ударить – раны все больше в голову, в лицо, ребятам кошмары ночью…»

– Господин сотник, задание выполнено! – радостно известил Мишку Серапион. – Туда, под помост, аж трое набилось! Одного десятник Глеб уложил, а остальных я!

– Молодец!

– Рад стараться, господин…

– Петька! Стреля… не надо уже… – перебил Серапиона Мишка. – Ратника Никифора чуть не зарубили, но кто-то из наших успел.

– Вроде бы все уже… – с явным облегчением сообщил отрок Петр. – Вон, на лесовиках веревки режут, а ляхов не видно.

– Ну и слава богу! – Мишка обмахнулся крестом и сам на себя удивился – подобного машинального движения он раньше за собой не замечал.