Богатая белая стерва

Я залез. И мы отбыли. Джульен повернул на поперечную улицу и спросил, как у меня дела. Я сказал ему, [непеч. ], я провалился. Он сказал — Вот и хорошо, ты не создан для того, чтобы служить буржуазии. Или что-то в этом роде. Иногда трудно сказать, шутит он или нет. И у него страсть к архаизмам.

Мы поймали зеленую волну — высчитанную серию светофоров, меняющих алый цвет на цвет тропической травы в момент нашего к ним приближения — до самого Ист Вилледжа. Джульену пришлось несколько раз поменять полосу в легкой пробке в районе Сейнт-Маркс Плейс, а затем он повернул на Хаустон. Через несколько минут мы были в СоХо, в высоких зданиях и узких переулках, со счастливо выглядящей смешанной толпой. Богемная атмосфера, созданная в этом районе художниками, с тех пор переехавшими в другие районы, с гораздо худшей репутацией, до сих пор держится в СоХо несмотря на астрономические цены на квартиры, чрезмерное количество корпорационных магазинов одежды, и богатых мещан, населяющих ныне район.

Мы много выпили в тот вечер. Кредитная компания недавно выслала Джульену карточку. Им не следовало этого делать, и в следующий раз они будут думать, прежде чем карточки высылать. Рыжий рифмоплет заказывал еще и еще. Несколько раз мы меняли бар, внося вклад в поддержание старой доброй американской традиции мобильности, нашей национальной привычке не оставаться долгое время в одном и том же месте. В конце концов мы оказались в одном модном заведении, излюбленном месте перезревших и бессовестно богатых представителей псевдо-богемы. В четыре утра двери заведения заперли. Все посетители продолжали как ни в чем не бывало пить, естественно. На Джульена и на меня навалились две очень хорошо сохранившиеся черные женщины, за сорок, искатели приключений. Никакие дополнительные приключения мне были в ту ночь не нужны. Однако против Джульена не попрешь, а он вбил себе в голову, что нам необходимо перенести место веселия неудержимого через реку, в Джерзи, и заняться обменов секс-партнеров в каком-нибудь пыльном, мышами наполненном мотеле с грязными окнами и плохо работающими кранами. Женщины, вроде бы, отнеслись и этой идее с симпатией. После длительных поисков мы все-таки нашли Ройс Джульена — в двух кварталах от того места, где мы его оставили — вроде бы. Так нам помнилось, обоим. Мы решили об этом не думать — оба слишком устали для рациональных умозаключений. Мы решили, что должны радоваться, что вообще его нашли. В какой-то момент я подумал, а вдруг это какой-то другой Ройс, и попытался вспомнить, сколько лет нынче дают за угон машины, достойной угона — но мотор уже гудел себе тихо, а женщина по имени Клара (думаю, что Клара, не уверен) — протянула с заднего сидения руку, схватила меня за лацкан, и втащила внутрь, усадив рядом с собой.

Не знаю, почему Джульен не проехал мимо Холланд Тоннеля, и как ему вообще удалось править в нужном направлении — его дама делала с ним все время какие-то штуки. Моя дама, более скромная, чем ее подруга, решила, что сперва нужно целоваться. Шишка у меня на лбу болела дико.

В Джерзи, индустриальный ландшафт всех почему-то слегка утихомирил. Дамы наши сделались вдруг задумчивые и отстраненные. Джульен нашел путь к Кеннеди Бульвару, возможно по звездам, и заехал в первый же мотель, который он увидел справа по ходу. Он вышел из машины, чтобы нанести визит в контору отеля и получить ключ с номерком, после чего он сказал, не очень благожелательным тоном, чтобы все мы двигались.

Как и ожидалось, номер пах дешевыми моющими средствами, пылью и мышами. Наличествовали две кровати. Клара сказала, что ей нужно в душ. Джульен и его дама не стали терять времени. Я включил телевизор и внезапно мне стало плохо. Мне едва хватило времени, чтобы распахнуть фанерную дверь наружу. Рука Джульена поймала меня, придержав поперек груди — как раз в тот момент, когда я собрался упасть мордой в собственную блевотину. После этого я выключился.

Последовали несколько очень увлекательных видений, а затем было ощущение холодной, свежей родниковой воды на лбу и щеках. Я открыл глаза. Джульен склонился надо мной, говоря нервно — Вставайте, узники старваций… Вставайте, пленники труда…

Я посмотрел вверх и увидел бутылку с холодной свежей родниковой водой надо мной.

От дам не осталось следа. Я помылся, чувствуя себя несчастным. Голова кружилась. Начинался рассвет. Сделав умственное усилие, я спросил, что сталось с девочками. Джульен объяснил что-то насчет взятия такси после того, как одна из девочек вспомнила, что дома плачут дети.

Я говорю — Я серьезно спрашиваю.

Он говорит — Почувствуешь ли ты себя счастливым если я скажу тебе, что я перерезал им обеим горло и закопал их под Пуласки Скайуэй в двух милях отсюда?

Я говорю — Нет.

Он говорит — Тогда я не буду тебе этого говорить.

Он схватил свой пиджак и кинул мне мой.

На пути к тоннелю я спросил, Слушай, Джульен, а зачем ты начал писать стихи?