Богатая белая стерва

Пальцы ног у нее были… Небесные? Не знаю. Не длинные и не короткие; не тонкие и не мясистые. Контуры гладкие, ногти четко и правильно очерчены. Каждый палец был точно средней длины. В отличие от других женских черт, середина в пальцах на ногах как раз и является совершенством. Помню, мое первый и очень сильный импульс был — встать, подойти, и заговорить. Хмм. Что в таких случаях говорят? О! Я знал, что сказать, поверьте. Очень просто — «У вас пальцы ног — самые совершенные из всех, которые я когда-либо видел». Преимущества такого подхода были бы сомнительны, если бы не моя уверенность в том, что никто никогда ей ничего подобного не говорил. Ни одна зрелая женщина не может устоять против оригинального комплимента. Недостатки ситуации были тяжелые и мрачные. Я был намного моложе ее; она была там не одна; также, мне прекрасно известно, что именно белые жители Длинного Острова думают о наглых черных юношах, пристающих к их скорее всего замужним женщинам. Самое плохое, даже если все остальное прошло бы хорошо в тот день и мы бы условились встретиться позже — что бы я стал с нею делать через месяц или два? Возможности совершенных пальцев ног немалые, но они ограничены, нужны другие виды стимуляции. Во всем остальном, помимо этих пальцев, она казалась, и наверняка была, абсолютно ординарной, обычной, т. е. абсурдно консервативной, ужасающе закомплексованной, беспричинно вспыльчивой, и покорно невежественной женщиной, читающей по воскресеньям статьи о фальшивых, бессмысленно развратных знаменитостях в журналах мод и завидующей им. Переполненный до краев тоской, с невыносимым желанием в чреслах, я полуприкрыл глаза и снова поднял чашку с кофе. Мог бы и заплакать. Она прошла вплотную к моему столику и через несколько мгновений исчезла из моей жизни, оставив после себя страстную, грустную, трепещущую память.

Пальцы ног миссис Уолш находились, по части совершенства, на втором в мире месте.

Вдова Уолш сказала «Добрый вечер» и протянула мне руку. Я не был уверен, что я должен делать — поцеловать руку, пожать ее, или чего. Пожатие показалось самым приемлемым подходом в данной ситуации — хотя я, конечно же, не мог быть в этом уверен, поскольку ничего не знал в то время о привычках и нравах класса, к которому принадлежала хозяйка дома. Пожал. Рука ее оказалась мягкой, сухой, и теплой. Миссис Уолш посмотрела мне в глаза и улыбнулась светски. Я сумел разглядеть лишь малую нервозность. Очарованность ее моей фортепианной доблестью успела, вроде бы, выветриться. В конце концов, последний раз она слышала мою игру больше недели назад, и теперь Ее Аристократическое Величество имело сомнения по поводу правомочности моего присутствия в замке. Что ж, если ее холодность была результатом всего лишь давности впечатления, дело можно исправить очень скоро и очень быстро. Она сказала Уайтфилду, что Мелисса и Алекс скоро спустятся. Уайтфилд кивнул и спросил, не хочет ли она выпить.

Вернувшись в своих воспоминаниях на полторы декады в прошлое, я сообразил, что Мелисса и Алекс — имена ее двух детей. Безутешная вдова все еще ничего не знала о моем знакомстве с некоторыми аспектами ее личной жизни, и поэтому решила, что нужно уточнить, и сказала — Мои дети. Затем она улыбнулась.

Высший, самый высший класс. Осанка у нее была безупречная, манеры легкие и естественные, улыбка искренняя. Я начал чувствовать себя, как замученный бедностью клоун, приглашенный выступить на дне рождения богатого избалованного ребенка. К счастью для всех присутствующих, я не очень чувствителен.

Дама села на один из диванов и элегантно скрестила ноги, держа спину прямо. Уайтфилд указал мне на кресло. Кубики льда зазвенели испуганно в моем стакане. Я сел и положил ногу на ногу — боюсь, что с подчеркнуто независимым видом.

III.

Уайтфилд говорит — Ну, стало быть, в какой именно школе вы учились?

И я сказал — Джулиард. Боковым зрением я заметил, что миссис Уолш коротко улыбнулась.

Он говорит — Да, правда? Это до сих пор одна из лучших школ. Я знаю там кое-кого. Кто был вашим профессором по классу фортепиано?

Ну вот. Что я мог на такое ответить? Я сказал — Рудольф Либерман. На самом деле Рудольф Либерман был адвокат моего отца. Один раз он слышал, как я играю, и сказал, что ему понравилось.

Уайтфилд ушел, или притворился, что ушел в собственные мысли, а затем сказал мне, что, вроде бы, не помнит такого имени.

И я описал ему Рудольфа Либермана. Я сказал, что он, Рудольф Либерман, имеет индивидуальный подход к ученикам, очень обстоятелен. Он позволяет ученику воспринимать все в том темпе, в котором ученик воспринимать расположен, и всегда помогает, если что-нибудь не ясно. Как мне удалось во время этого описания сохранять серьезное выражение лица — не знаю.

Мелисса появилась на верху лестницы. Я чуть не выронил стакан.