Богдан. Защищая жизнь

Я кричу, когда грязные руки пытаются зажать мне рот. Я чувствую удушение, и мое сердце сейчас готово выпрыгнуть из груди. Этот страх перед неизбежностью так силен, что он вырывает меня из моего, уже ставшего привычным, кошмара.

Когда мои глаза распахиваются, меня накрывает новая волна ужаса от того, что вокруг меня темнота. Почему здесь так темно? Я же оставил свет включенным. Даже фонари за окном не горят. А я ведь никогда не закрываю шторы на ночь. Теперь больше нет.

Где я?

Неужели я все еще сплю? Я опять попал туда? В то место, откуда нет выхода… туда, где нет окон и все двери заперты на засовы. То место, которое хуже, чем ад.

Резко сажусь на кровати, и от этого движения мои руки запутываются в одеяле. Еще не отошедший от жуткого сна, я оказываюсь в еще одном кошмаре наяву.

Пытаясь вырваться из плена, сковывающего мои руки, я отбрасываю одеяло в сторону, отчего прикроватная лампа с грохотом падает на пол.

Мое дыхание учащается, а по спине бежит холодный вязкий страх, когда я слышу топот ног за дверью. Шаги все приближаются, и когда дверь распахивается, я решаю, что не буду ждать нападения. Подлетаю к моему мучителю и впиваюсь ему в шею.

— Больше никогда, — усиливаю хватку и сдавливаю все больше. — Никогда.

Внезапно светильник над моей головой моргает, и через мгновение комната вновь озаряется светом.

Все еще с трудом отделяя реальность ото сна, смотрю на свои руки.

— Это ты? — отпрянув в сторону, хриплю.

— Да что с тобой такое? — Чили откашливается и потирает шею.

— Извини. Я принял тебя за… — трясу головой. — Просто плохой сон.

Чили проходит глубже в комнату, поднимает с пола разбитую лампу и одеяло.

— Просто сон? Не думаю. Что происходит, Бо?

— Свет не горел. Я просто растерялся, резко проснувшись. И фонари не горели.

— Ты спишь с включенным светом? Почему?

Когда я не отвечаю, он продолжает.

— Свет вырубился во всем районе. Генератор в подвале должен был сработать сразу. Давно нужно было его проверить. Я услышал шум и прибежал к тебе. Может, ты мне расскажешь, что это за кошмары такие?

— Нет, — резко отвечаю, садясь на край кровати.

— Нет? — он удивленно переспрашивает. — Мы раньше всем делились, — в его голосе явно слышна обида.

— Не бери в голову. Сказал же, просто сон.

— Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Когда дверь за ним закрывается, я откидываюсь на матрас, тяжело вздыхая. В висках у меня стучит, тело покрыто холодным липким потом.

Просыпаться вот так — ничего нового. Теперь это моя реальность.

Так больно дышать. Я устал бороться со всем этим.

Я старался. Так старался. Улыбаться. Получать удовольствие от того, что наконец снова обрел свободу. Но стану ли я когда-нибудь по-настоящему свободным?

Я надеялся, что Чили ни о чем не догадается, и теперь так глупо попался.

Я был почти на грани, когда Афина ворвалась вихрем в дом. Я понадеялся, что азарт затащить ее в постель, одержимость этой идеей помогут мне отвлечься. Переключат мое сознание. Я зацепился за это желание, как за якорь. И думал, что преуспел. Но, кажется, этого мало.

Я старался влиться в новую жизнь, в работу. Но когда приходит ночь, воспоминания душат меня. Мне никогда от этого не избавиться.

Глава 9

Афина

— У тебя много книг на немецком, — бормочет Богдан, проходясь рукой по корешкам, стоящих на полке томов. А я любуюсь его атлетичным телом, расслабленно лежа на кровати.

Три оргазма за вечер. Снова.

В прошлые выходные я приезжала к нему. А в эти мы договорились, что он опять приедет ко мне домой. Он был хорош в наш первый раз, но с каждой новой встречей секс между нами становится только лучше.

Его руки и губы играют на моем теле словно на музыкальном инструменте, каждый раз вырывая из меня звуки наслаждения.

Я безусловно впечатлена его умениями и внимательностью к моим желаниям, но уже не слишком удивлена.

Вот уж действительно, к хорошему привыкаешь быстро.

— Эти книги — память о прошлой жизни. Напоминание мне, что я не должна больше позволять ни одному мужчине диктовать мне, как жить.

— Вот эти книги?

— Мой дед заставлял меня в детстве учить английский и немецкий языки, — поясняю ему. — И читать ему Гете в оригинале вслух, чтобы проверить, как далеко я продвинулась в обучении.

— Сурово.

— Языки — это еще не самое суровое. Он диктовал мне как одеваться, что читать, что есть, как себя вести.

— А твой отец? Что он говорил об этом? — он внимательно смотрит на меня, оторвавшись от книг.

— Я выросла без отца. Мой дед служил послом в русском посольстве в Берлине и однажды на праздничный прием в посольстве взял с собой свою восемнадцатилетнюю дочь, мою маму. Там она познакомилась с послом Греции. Как она мне рассказывала, это была любовь с первого взгляда. Причем с обеих сторон. У них завязался тайный роман.

— В результате чего появилась ты, — понимающе кивает Богдан. — И что же случилось?