Боги Бал-Сагота

Поддавшись инстинкту, я поспешил вернуться к себе. Ноги в одних чулках ступали по полу быстро, но совершенно беззвучно. Приближаясь к двери, я почувствовал, что в темноте, совсем рядом, кто-то есть. Кто-то почти неслышно выступил из бокового коридора и, крадучись, последовал за мной.

Охваченный неодолимым страхом, я прыгнул на врага и нанес удар наугад, в темноту. Мой крепко сжатый кулак встретился с чьей-то головой, и на пол с грохотом рухнуло тело. Я вновь зажег свет и увидел человека, лежащего без чувств на полу. Это был де Монтур.

Я поставил зажженную свечу в стенную нишу. Тут де Монтур открыл глаза и неуверенно поднялся на ноги.

– Вы! – воскликнул я, едва понимая, что говорю. – Значит, это вы!

Он лишь кивнул в ответ.

– Это вы убили фон Шиллера?

– Да.

Я еле сдержался, чтоб не ахнуть от ужаса.

– Послушайте! – Он поднял руку. – Возьмите вашу рапиру и проткните меня насквозь. Вас никто не тронет.

– Нет! – воскликнул я. – Я не могу!

– Тогда скорее, – поспешно сказал он. – Возвращайтесь к себе и заприте дверь. Скорее же! Он вот-вот вернется!

– Кто вернется? – спросил я с дрожью в голосе. – Если этот кто-то может повредить мне, он может повредить и вам. Идемте же в мою спальню вместе!

– Нет, нет! – едва ли не взвизгнул он, отпрянув от протянутой мною руки. – Торопитесь, торопитесь! Он ненадолго оставил меня, но скоро вернется. – Голос его зазвучал ниже, в нем нарастал неописуемый ужас. – Он возвращается! Он уже здесь!

Я не увидел, а, скорее, почувствовал рядом нечто – аморфное, бесформенное, пугающее.

Де Монтур замер на месте, напружинив ноги, отведя назад руки, стиснув кулаки. Мускулы его бугрились под кожей, глаза то расширялись, то сужались, жилы вздулись на лбу, точно от огромного напряжения сил. К ужасу моему, на моих глазах аморфное, безымянное ничто обрело форму и превратилось в неясный силуэт. Подобно тени, он двинулся к де Монтуру, навис над ним и…

Господи всемилостивый, он соединился, слился воедино с человеком!

Де Монтур покачнулся, испустил глубокий вздох. Смутный силуэт исчез. Вздрогнув, де Монтур повернулся ко мне, и – упаси меня бог когда-нибудь вновь увидеть такое лицо!

То была ужасающая звериная морда. В глазах полыхал огонь ненасытной ярости, верхняя губа вздернулась, обнажая блестящие зубы – нет, не человеческие зубы, но клыки хищника предстали перед моим изумленным взором!

Тварь (при всем желании не могу назвать это существо человеком) бесшумно шагнула ко мне. Вскрикнув от ужаса, я отскочил назад и оказался в своей комнате за миг до того, как тварь взвилась в воздух в прыжке, даже в ту минуту живо напомнившем мне прыжок волка. Захлопнув дверь, я подпер ее плечом. Дверь содрогнулась под тяжелым ударом, но не подалась, за первым ударом последовал второй, а за ним – еще и еще…

Наконец тварь отказалась от своих намерений, и я услышал, как она, крадучись, удаляется по коридору. Чувствуя слабость, я опустился в кресло и принялся ждать, вслушиваясь в ночь. Легкий бриз, веявший сквозь распахнутое окно, наполнял комнату всеми ароматами Африки, пряными и зловонными. Из прибрежной деревни донеслась дробь туземного барабана. Откуда-то сверху по течению реки и из лесной дали откликнулись другие барабаны. Затем над джунглями, ужасно неуместный здесь, разнесся высокий, протяжный волчий вой. Казалось, он выворачивал душу наизнанку!

Утренний рассвет принес от насмерть перепуганных туземцев новые вести – о негритянке, попавшей в когти какого-то ночного зверя и едва сумевшей спастись. И я отправился к де Монтуру.

По пути я встретился с доном Винсенте. Он был весьма озадачен и просто-таки кипел от ярости.

– В замке творится какая-то чертовщина, – сказал он. – Я никому не сказал об этом, но прошлой ночью какая-то тварь прыгнула на спину одному из аркебузиров, сорвала с его плеч кожаный колет и гналась за ним до самого барбикена[34]. Более того, среди ночи кому-то вздумалось запереть де Монтура в его спальне. Он вынужден был сломать дверь, чтобы выбраться.

Он пошел дальше, что-то бормоча себе под нос, а я двинулся вниз по лестнице, озадаченный пуще прежнего.

Де Монтур сидел на табурете, глядя в окно, окруженный ореолом неописуемой усталости. Его длинные нечесаные волосы были взлохмачены, платье изорвано в клочья. С содроганием заметил я бледные багровые следы на его ладонях и сорванные, обломанные ногти.

Услышав мои шаги, он поднял взгляд и жестом пригласил меня сесть. Лицо его было усталым, изможденным – однако ж вполне человеческим.

Минуту помолчав, нормандец заговорил:

– Я расскажу вам мою необычайную историю. Ни разу прежде не покидала она моих уст, и почему я рассказываю вам обо всем, зная, что вы все равно не поверите, сам не могу сказать.

То, что я выслушал далее, без всяких сомнений, было дичайшей, самой фантастической, самой странной историей из всех, когда-либо достигавших человеческих ушей.