– Я тоже думал, что он мертв, – пробормотал Брент. – Послушай, я все тебе объясню. Среди черных гор Внутренней Монголии, куда не ступала нога белого человека, на наш отряд напали фанатики-дьяволопоклонники, монахи Эрлика из потаенного города Ялган. Наши слуги и проводники были убиты, все животные, кроме одного молодого верблюда, разбежались. Мы с Гриммом отстреливались целый день, укрываясь за камнями всякий раз, когда они пытались подступить ближе. Мы планировали сбежать на оставшемся верблюде, как только наступит ночь. Но мне было ясно, что животное не сможет спасти нас обоих, в то время как у одного человека был шанс. Когда наступила темнота, я оглушил Гримма ударом приклада по затылку, сел на верблюда и сбежал…
Брент не обратил внимания на выражение изумления и отвращения, зарождавшееся на хорошеньком личике племянницы. Ее распахнутые глаза в упор рассматривали его, будто она впервые по-настоящему видела своего дядю и была до глубины души потрясена увиденным. Он же продолжал говорить, слишком занятый собственным страхом, чтобы задумываться о ее мнении. Вид души, лишенной привычного притворства и показного приличия, может оказаться неприятным зрелищем.
– Я прорвался сквозь линию нападавших и скрылся в ночи. Гримм, разумеется, оказался в плену дьяволопоклонников, и многие годы я считал его погибшим. Обычно они пытали до смерти любого чужеземца, попадавшего к ним в руки. Прошло много лет, и я почти забыл об этом происшествии. Но семь месяцев назад узнал, что он до сих пор жив и, более того, находится в Америке, разыскивая меня, чтобы отомстить. Монахи не убили его, но изменили с помощью своих дьявольских знаний. Он больше не был совершенно человеком, и в его душе жило лишь желание меня уничтожить. Бесполезно было обращаться в полицию. Он бы сумел обмануть их и отомстить вопреки им. Больше месяца я скрывался от него по всей стране как преследуемое животное, и, наконец, решив, что сумел сбить его со следа, спрятался в этой богом позабытой глуши, среди варваров, отличным экземпляром которых является ваш Кирби Гарфилд.
– Как смеешь ты называть кого-то варваром! – вспыхнула его племянница, и любого другого ее презрение ранило бы до глубины души, но Брент был слишком поглощен собственными страхами. Девушка повернулась ко мне:
– Мистер Гарфилд, пожалуйста, заходите. Не следует вам ходить через лес, пока здесь разгуливает это чудовище.
– Нет! – взвизгнул Брент. – Дурочка, отойти от двери! Придержи язык, Эшли. Говорю вам, он – один из пособников Адама Гримма! Ноги его не будет в моем доме!
Глория взглянула на меня с выражением беспомощного отчаяния на бледном личике, и я почувствовал жалость к ней столь же сильную, как презрение к Ричарду Бренту. Она казалась такой маленькой и напуганной.
– Я не остался бы в твоем доме, даже если бы снаружи выли адские волки, – прорычал я Бренту. – Я ухожу, и если ты решишь выстрелить мне в спину, знай, что я прикончу тебя прежде, чем умру сам. Я бы не вернулся сюда вовсе, но эта юная леди нуждалась в защите. Она нуждается в ней и сейчас, и честь отказать в ней принадлежит тебе. Мисс Брент, – сказал я девушке, – если вы пожелаете, я вернусь сюда завтра с повозкой и доставлю вас обратно в поселок. Вам лучше вернуться в Нью-Йорк.
– Эшли отвезет ее в поселок! – проревел Брент. – Уберешься ты наконец, дьявол тебя забери?
С презрительной усмешкой, от которой кровь бросилась ему в лицо, я решительно повернулся к Бренту спиной и пошел прочь. Позади меня с грохотом захлопнулась дверь, и до меня донесся истерический фальцет Брента, перемежаемый слезливыми мольбами его племянницы. Несчастная девушка! Происходящее должно было казаться ей кошмаром: перенестись из своей безопасной городской жизни в край, который наверняка виделся ей непонятным и неразвитым, оказаться среди людей, чье поведение было невероятно диким и жестоким, и все это – в разгар кровавой истории о предательстве, угрозах и мести. Глухие сосновые леса юго-запада в любую пору показались бы крайне странными и чужеродными обычному обитателю восточных городов, теперь же к их сумрачной загадочности и первобытной дикости добавился мрачный призрак прямиком из потаенного прошлого, как будто из кошмара.